Западня для ракетчика

— Регенерация гавкнулась, — вздохнул механик. — Часов пять у нас есть, но время играет против нас. Когда пробовали дать ход, течь усилилась, сочится из нескольких мест. Через пять часов мы можем набрать воды и запросто не всплыть.

— Выход один — будем всплывать. По местам стоять! Артиллеристам готовиться сразу после всплытия открыть огонь.

Мимо Николая Алексеевича протопали матросы артиллерийской команды, в руках они несли укладку со снарядами и замок орудия. Командир приник губами к микрофону:

— Продуть носовую, продуть главную.

Раздалось резкое, постепенно затихающее шипение. Корпус лодки вздрогнул, под днищем заскрипел песок. Пол чуть подался вверх. На лицах у всех застыло выражение напряженного ожидания. Всплываем? Через мгновение пол чуть провалился вниз. Лодка снова легла на грунт.

— Твою мать, — выдохнул кто-то из матросов. — Воздуха — еще на один раз дунуть, если не всплывем — кранты.

Становилось душно.

— Давай, командир, — пересохшими губами прошептал штурман. — Давай же!

Командир сжал микрофон побелевшими от напряжения пальцами и севшим и хриплым от волнения голосом выдохнул:

— Продуть основную, продуть носовую, рули на всплытие, малый вперед.

Лодка вздрогнула, шипение выходящего воздуха заглушил грохот лопастей бьющих о корпус. Нос «малютки» приподнялся и снова тяжело осел.

— Стоп, — вяло уронил командир и тяжело опустился в кресло, — все.

Николай Алексеевич не знал, что время может лететь так быстро. Обычно, когда ждешь чего-нибудь, оно тянется нестерпимо медленно. Недаром пословица гласит, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. А сейчас, отсчитывая отведенные им часы, время просто летело. С каждым часом дышать становилось все труднее. Самым ужасным было осознание полного собственного бессилия. Хуже всего знать, что ничего сделать ты не можешь, ровным счетом ничего. Воздух, только воздух давал лодке возможность вернуться из глубины, и только воздух давал жить экипажу. А воздуха не было. К исходу третьего часа прошла команда собраться в центральном офицерам и коммунистам. Наверху снова ожили винты катера. Воспользовавшись наступлением утра, он возобновил поиски лодки в надежде найти ее по пятнам топлива или пузырькам воздуха. Снова начал командир:

— Дела наши плохи, всплыть не можем, воздуха нет, люди скоро начнут валиться.

— Может торпедные аппараты? — подал кто-то голос из неосвещенного угла центрального поста.

— Во-первых, у нас в аппаратах торпеды. Если мы их отстрелим, израсходуем остатки воздуха. Да и выходить можно только по одному, а значит, все выйти не смогут. Во-вторых, глубина здесь небольшая, но это она небольшая для лодки, для ныряльщика кессонка обеспечена. Даже если всплывешь — потеря сознания, наверху уже рассвело и вместо спасательной команды нас ждут немцы. Вот и весь расклад.

— Остается взрываться или топиться, — сделал вывод акустик.

— Просто так взрываться неинтересно, командир, — подал голос пожилой моторист Петренко. — Хотелось бы с собой на тот свет для компании парочку фрицев прихватить.

— Есть идеи?

— Есть одна. Стравить солярку, немец обязательно прискачет посмотреть на эту красоту, вот тогда можно и взрываться.

— Давайте к людям, разъясните картину, через двадцать минут жду решения экипажа.

Люди медленно, как сомнамбулы, разошлись. Часы размеренно отсчитали двадцать минут. Решение было одно, его принес Петренко, обошедший все отсеки: «Взрываться».

— А вы что скажете? — командир повернулся вполоборота к Быстрову.

— Я свое пожил.

— А как моряк?

— Как моряк скажу, что на русском флоте сдаваться было не принято. Кстати, мы и сдаться-то не можем, так что и рассусоливать тут нечего.

Быстров отошел в угол и снял свой китель. Потом осторожно достал из внутреннего кармана что-то завернутое в чистый платок.

— Что это вы делаете? — удивился, сидящий рядом штурман.

— Готовлюсь, — спокойно ответил Николай Алексеевич. Из свертка он бережно достал золотые погоны капитана второго ранга Российского Императорского Флота и прикрепил их к кителю, прикрепил на свое место «Владимира» с мечами и знак об окончании Военно-морской академии. Из своего неизменного портфеля он достал парадный ремень и пристегнул к нему ножны с кортиком. Закончив приготовления, Быстров подчеркнуто прямо сел на свое место. Командир, внимательно следивший за его приготовлениями, понимающе кивнул.

— Теперь все понятно. Начнем…

Где-то в отсеках запели «Варяг»…