И в самом деле, на тюрбанах у спутников Суно поблескивали цветные искорки. Надо полагать, у него тоже.
– Пусть Зинта вернется ко мне в полном порядке, – шепнул он еле слышно, отвернувшись, чтобы никто не прочитал по губам.
Считается, что это всего лишь суеверие, но он не брезговал суевериями.
– Пусть гордячка Рекай из Нутханды меня в следующий раз не прогонит, а пустит ночевать, – осклабился второй киншатец.
– Пусть соседка с улицы Сломанного Каблука пригласит меня в гости, когда мужа дома не будет, – подмигнул развеселившийся Кебрехт и пихнул в бок Зомара. – Ну, а ты чего молчишь?
– Пусть ей во всем повезет, – негромко произнес угрюмый молодой амулетчик.
– Экая формулировка – а вдруг ей повезет, да не с тобой? – курьер Ложи покачал головой. – Эх, молодежь, молодежь…
Умывшись над озером, они отправились дальше. Шагая за своими подчиненными, Суно невольно слушал их разговор.
– Так у тебя все-таки есть девушка? – любопытствовал курьер. – Кто такая?
– Она не у меня и не для меня, – безучастно отозвался Зомар.
– Отшила?
– Я с ней ни разу не разговаривал.
– Что ж ты так? Если нравится – надо сразу корову за вымя… Красивая?
– Да, красивая.
– А почему ты с ней не поговорил?
– Она не для меня.
Отвечал он неохотно, с наводящей скуку монотонностью, и собеседник вскоре отстал, что-то разочарованно проворчав насчет нынешней молодежи.
Шли в молчании, вдыхая запахи южных гор. Тропа петляла среди старых каменных горбов и пестрой зелени, подымаясь все выше к перевалу.
Если тебя положили в хрустальный гроб, будешь спать зачарованным сном, пока не расколдуют и не разбудят, так почему же Зинта проснулась сама?
Эта штука, в которой она лежала – похоже, что нагишом, да точно ведь нагишом! – не могла быть ничем иным, кроме как хрустальным гробом.
Никакого неудобства она не ощущала, ее окутывала мягкая полудрема, и дышалось легко, а сквозь прозрачную, словно чистейший алмаз, плиту она видела красивую, но при этом очень странную комнату. Стены и потолок разрисованы приятными глазу светлыми узорами, лампы россыпью – не иначе, волшебные, а ковер на полу все равно что зеленая трава. В углу буфет не буфет, алтарь не алтарь… Что-то явно магическое, с непонятными цветными изображениями, которые время от времени менялись, Зинта ни разу в жизни такого не видела, даже сравнивать не с чем.
Кто ее тут запер – инквизиторы Светлейшей Ложи? Или Эдмар?
Вспомнив, что промеж них произошло, лекарка тихонько застонала со стыда. По крайней мере, она ему не отдавалась… Вроде бы. Зато в остальном вела себя, как самая последняя из этих самых, которых беззастенчивый Эдмар называет своими бывшими коллегами.
Льнула к нему всем телом, бессовестно блаженствуя, когда он ее гладил. О, как он гладил, от головы до копчика… Это было такое наслаждение…
Зинта пристыженно зажмурилась. И ведь это еще не все! Еще она облизывала ему подборок, а потом кусала. Разок даже за нос укусила, но тут уж Эдмар ласково отстранил ее и сказал что-то нежно-укоризненное. Тавше милостивая, стыд-то какой!
Вдобавок ей хотелось есть, и она кричала на него, бесцеремонно требуя еды, а он почему-то не сразу понял, чего она добивается, но потом дал поесть. Боги, это правда, что она по-дикарски рвала зубами кусок мяса? И пила из блюдца восхитительно вкусное молоко, некультурно уткнувшись лицом в это самое блюдце? Так хотелось надеяться, что все это ей приснилось, но что-то подсказывало – было на самом деле.
Боги великие, как же она теперь в глаза Эдмару посмотрит, после такого бесчинного поведения у него в гостях?
Тот оказался легок на помине. Вошел в комнату и остановился возле хрустального гроба.
– Зинта, как ты себя чувствуешь?
– Стыдно… Скажи, это правда, что мы с тобой… Что мы всякими непохвальными вещами занимались?
– Отчего же непохвальными? Очень даже похвальными, ты была такая милая…
– Значит, правда, – сокрушенно пробормотала Зинта. – Ох, до чего стыдно… Выпусти меня из гроба!
– Завтра выпущу, потерпи. И никакой это не гроб. Пока не закончилась
– Это правда, что я невежливо выпрашивала у тебя еду, а потом рвала зубами мясо?
– О, это было нечто! Ты мне за это мясо чуть палец не откусила, едва успел отдернуть. И еще ты схватила у меня с тарелки бутерброд и тут же на полу его прикончила: сыр с маслом съела, хлеб растерзала. Меня положительно порадовало то, что ты все-таки умеешь добывать себе пропитание.
Ага, чистая правда. Память услужливо подтвердила, что Зинта и впрямь совершила все эти зложительские поступки.
– Ох, стыд и срам… Выпусти меня отсюда хоть ненадолго, а то я не могу послать мыслевесть Суно.
– Боюсь, ты не сможешь это сделать, даже если я тебя выпущу. Отсюда туда мыслевести не доходят. Спокойной ночи!
Стервец весело подмигнул и ушел, а Зинту, несмотря на убийственный жгучий стыд, неудержимо потянуло в сон.
До вечера Дирвен прятался в заколоченном доме неподалеку от того сквера, где повстречал грабителей.