– Мой хозяин – надутый ишак и скупердяй, – с заговорщическим видом поделился информацией Джахур. – Поэтому лучше до не самой дрянной.
– С бубенцами или без? – деловито справился суриец.
– А разница?
– С бубенцами сорок пять бахунов, без них тридцать, но без них будет нехорошо. С бубенцами больше чести – сразу видно, что несут не последнего человека. За честь надо платить, так и скажи хозяину.
– Тогда с бубенцами за сорок бахунов, договорились?
– Зачем режешь людей без ножа, уважаемый? Сорок пять.
– Побойтесь богов, уважаемые, мы ведь не ссорились, чтобы я резал людей ножом. Сорок – разве это плохая цена? А я уговорю хозяина, чтобы с бубенцами, иначе без них за тридцать, вам разве надо потерять целых десять бахунов?
– Да ты, парень, грабитель, – носильщик покачал головой и флегматично почесал могучее голое брюхо, вздымавшееся над грязным и потемневшим от пота вышитым поясом. – Лагуриш, вешай бубенцы.
– Пятьдесят бахунов за доставку до хорошей гостиницы, мы знатно сэкономили, – шепотом сообщил слуга Бровальду по-ларвезийски. – Зато я настоял, чтобы они повесили бубенцы – сразу видно, что едет почтенный человек, и все уступают дорогу.
– Пятьдесят? – в сомнении пожевав губами, переспросил хозяин. – Это дорого…
– Это дешево! Они-то сперва заломили восемьдесят – вы же слышали, как я с ними торговался!
Суно, и впрямь отлично все слышавший, изрядно развлекся этим спектаклем, хотя сохранял на отечном аристократическом лице недовольное выражение, какое пристало господину Бровальду.
Не за свой же счет веселимся: сумму на расходы Сокровенный Круг выдал, не скупясь.
Он отсчитал из потертого кошеля обмененные во время стоянки на границе мадрийские бахуны. Десять монет мигом исчезли в кармане у шельмы Джахура, чего хозяин, конечно же, не заметил.
Лагуриш, в отличие от своего дородного напарника весь свитый из жил и мускулов, но при этом малость кособокий, тем временем нацепил на футляр для путешественников гирлянду позеленелых медных бубенчиков – звук у них оказался неожиданно приятный.
Под размеренное шлепанье шагов и музыкальное звяканье паланкин плыл по пыльным улицам, пахнущим навозом и специями. Доходяга-подросток с болячками на руках и в закрывающей лицо ниже глаз матхаве, без которой сурийским женщинам и безбородым юнцам появляться на людях неприлично, катил следом расхлябанную тележку с багажом. Он не в первый раз работал вместе с носильщиками, и те поручились, что он не вор, но господин из Ларвезы опасался, что мелкий поганец по дороге испарится вместе с вещами. Кривые закоулки в жарком мареве располагали к такому повороту событий. Слуге, шагавшему рядом, было велено не спускать глаз с пухлых обшарпанных баулов, перетянутых ремнями, но сам их благородный владелец тоже нет-нет, да и выглядывал в окошко, приподнимая выгоревшую на солнце бязевую шторку.
Орвехт запоминал дорогу и знакомился с городом.
Джахур в это время чесал языком с сурийцами. Выложил всю подноготную своего хозяина, который ни бельмеса по-местному не понимал, так что не мог пресечь это безобразие. Мол-де тот и выпить не дурак, и скуп неимоверно, если только речь не идет о господской прихоти из разряда «я ничем не хуже других благородных». От щедрот ничего не перепадает, не бывает у этого ишака щедрот, приходится самому о себе заботиться. Ну, да мы позаботимся, не пропадем… Носильщики в ответ посмеивались.
«Истинный артист», – с оттенком грусти подумал Суно.
Если бы Зомар хоть немного наслаждался этой игрой… Но для него это не игра. Всего лишь проверенные рабочие приемы: если это сказать так, а то – вот этак и с такой интонацией, получишь желаемый результат. Словно калека шевелит пальцами, на самом деле их не ощущая. Или дисциплинированный больной равнодушно глотает бульон ложку за ложкой, не чувствуя вкуса.
А ведь мог бы быть обаятельным парнем: лицом некрасив, зато сколько дерзкого шарма – многим женщинам такие нравятся.
Вероятность, которая не осуществилась, ибо душа Зомара еще в раннем детстве как будто была рассечена на несколько онемелых частей. Скорее всего иначе он бы не выжил – перенесенная в то время боль его бы убила или свела с ума.
Суно придерживался мнения, что те, кто проделывает с другими такие вещи, будь то хоть люди, хоть волшебный народец, хоть еще кто, прощения не заслуживают. Разве что они сумеют исправить причиненное зло.
Поневоле подумалось об уважаемых коллегах и о тех, кого поближе к наступлению совершеннолетия помещают в Накопители, – это сколько же несостоявшихся жизней… Но большинство сонхийских магов, питающихся чужой силой, по сему поводу не рефлектирует. «Не парится», – как выразился бы Дирвен. Не нами заведено, по крайней мере не в этом рождении, – а значит, не нам и печалиться.