Западня для Золушки

— Тебе не нравится?

— Да, не очень.

— А раньше нравился.

Отныне всегда будет это «раньше». Я сказала Жанне, что в клинике в последние дни мне давали немного кофе, и он шел мне на пользу. Жанна, склонившись над моим креслом, ответила на это, что она будет давать мне все, чего я захочу, главное — что я здесь, живая и здоровая.

— Только что, в клинике, вы меня не узнали. Не так ли?

— Нет, узнала. Только не говори мне «вы», прошу тебя.

— Ты меня узнала?

— Цыпленок ты мой, — сказала она. — В первый раз я тебя увидела в аэропорту Рима. Ты была такая маленькая и с большущим чемоданом. Помню, у тебя был потерянный вид. Твоя крестная сказала мне перед этим: «Мюрно, если она не поправится, я тебя выгоню». Я тебя кормила, купала, одевала, учила итальянскому, теннису, шашкам, чарльстону — всему. Ты мне обязана даже двумя порками. С твоих тринадцати до восемнадцати лет мы ни разу не разлучались с тобой дольше чем на три дня. Ты была мне дочерью. Твоя крестная говорила: «Это твоя работа». Теперь я начну все сначала. Если ты не станешь такой, как была, я себя выгоню.

Слушая, как я смеюсь, она смотрела на меня с таким напряженным вниманием, что я вдруг смолкала.

— Что такое?

— Ничего, моя рыбонька. Встань.

Поддержав меня под локоть, она попросила меня пройтись по комнате. Сама же отступила, чтобы понаблюдать за мной. Я сделала несколько нерешительных шажков — в голове ширилась болезненная пустота, ноги были свинцовыми.

Когда она подошла ко мне, мне показалось, что она старается скрыть свое замешательство, чтобы не усугублять моего… Впрочем, ей вполне удалось послать мне открытую, доверчивую улыбку, как если бы я всегда была такая — выступающие скулы, короткий нос, волосы несколько сантиметров длиной. Где-то в доме, в котором мы находились, часы пробили семь раз.

— Что, я так здорово изменилась? — спросила я.

— Лицо изменилось. И потом, ты устала, так что ничего удивительного, что движения и походка у тебя чуточку другие. Мне тоже придется к этому привыкнуть.

— Как это произошло?

— Позже, цыпленок.

— Я хочу вспомнить. Тебя, себя, тетю Мидоля, отца, остальных. Я хочу вспомнить.

— Ты вспомнишь.

— Почему мы здесь? Почему ты сразу же не отвезла меня туда, где я все знаю, где меня все знают?

На этот вопрос она ответила мне лишь спустя три дня. А пока прижала меня к себе, стоящую укачивала на руках, приговаривая, что я ее доченька, что мне никто больше не причинит зла, потому что она меня больше не оставит.

— Так ты меня оставила?

— Да. За неделю до происшествия. Мне нужно было уладить в Ницце кое-какие дела твоей крестной. Вернувшись на виллу, я нашла тебя полумертвой на ступенях лестницы. С ума сходила, вызывая «скорую», полицию, врачей.

Мы находились в другой огромной комнате — в столовой с темной мебелью, со столом шагов десять в длину. Мы сидели бок о бок. На плечах у меня был клетчатый плед.

— Долго я пробыла на мысе Кадэ?

— Три недели, — ответила Жанна. — Поначалу и я провела там несколько дней с вами обеими.

— С нами обеими?

— Ну да, с тобой и девушкой, которую тебе захотелось держать при себе. Ешь. Если не будешь есть, я умолкаю.

В обмен на кусочки прошлого я проглотила два кусочка бифштекса. Эту мену мы производили в большом сумрачном доме в Нейи, и прислуживала нам кухарка с вкрадчивыми движениями, которая называла Жанну просто по фамилии, не добавляя ни «мадемуазель», ни «мадам».

— Девушка была одной из подружек твоего детства, — сказала Жанна. — Она росла в одном доме с тобой, в Ницце. Ее мать приходила стирать белье твоей матери. Вы потеряли друг друга из виду годам к восьми-девяти, но ты вновь встретила ее в этом году, в феврале. Она работала в Париже. Ты привязалась к ней. Ее имя — Доменика Лои.

Жанна наблюдала за мной, ожидая увидеть на моем лице признаки узнавания. Но тщетно. Она рассказывала мне о людях, судьба которых меня огорчала, но которые оставались мне чужими.

— Это она погибла?

— Да. Ее нашли в сгоревшей части виллы. По всей очевидности, ты пыталась вызволить ее из комнаты, пока на тебе не загорелась ночная рубашка. Должно быть, ты побежала к бассейну — он в саду. Я нашла тебя полчаса спустя на нижних ступенях лестницы. Было два часа ночи. Вокруг стояли люди в пижамах, но до тебя никто не решался дотронуться — растерялись, не знали что делать. Сразу после меня прибыли пожарные из Лека. Это они отвезли тебя в Ла-Сьота, в медпункт при верфи. Ночью я сумела вызвать санитарную машину из Марселя. В конце концов прилетел вертолет. Тебя перевезли в Ниццу и утром оперировали.

— Что со мной было?