Западня глобализации

Родившийся в Вене и эмигрировавший в Соединенные Штаты обществовед Карл Поланьи в своем блестящем труде «Великое преобразование» подробно рассказывает, как подчинение человеческого труда законам рынка и последовавший в результате этого распад старых социальных структур вынуждали государства Европы все глубже погружаться в пучину иррациональных защитных мер. Создание свободного рынка, утверждает Поланьи, «привело отнюдь не к отмене регламентации и вмешательства со стороны государства, а, напротив, к их чрезвычайному расширению»[2]. Чем чаще рынок и его конъюнктурные кризисы порождали волны банкротств и массовых бунтов, тем больше тогдашние правители были вынуждены ограничивать свободную игру рыночных сил. Сперва они только подавляли различные движения протеста рабочего класса, а затем перешли к защите рынков, в особенности /299/ от зарубежной конкуренции, и другие страны немедленно ответили тем же. В конце столетия, а еще более в 1920-е годы повседневной заботой правительств была отнюдь не свободная торговля, а разработка протекционистской политики. В итоге, сами того не желая, они сделали торговые и валютные войны настолько ожесточенными, что уже в значительной степени интегрированная мировая экономика погрузилась в Великую депрессию 1930-х.

Конечно, выполненное Поланьи описание реакций на высвобождение рыночных сил нельзя схематично распространять на сегодняшнюю глобальную экономику высоких технологий, но его главный вывод все же верен. Либеральные экономисты, чьи воззрения доминировали в XIX столетии, полагали, что общества в их странах могут быть сформированы международной саморегулирующейся рыночной системой. Поланьи считает, что это была опасная «Утопия», несшая в себе семена собственной гибели, потому что политика необузданного капитализма постоянно подрывала общественную стабильность.

Ту же самую утопию саморегулирующегося рынка лелеют сегодня все те, кто поднял знамя неограниченного дерегулирования и демонтажа государства всеобщего благоденствия. По словам социолога Ульриха Бека, их «рыночный фундаментализм — одна из форм демократической безграмотности»; мнимые модернизаторы, ссылаясь на закон спроса и предложения, забывают уроки истории. Ибо укрощение капитализма посредством основных социальных и экономических прав не было актом благотворительности, от которой можно отказаться в трудные времена. Скорее, это был ответ на глубокие социальные конфликты и распад европейской демократии в 1920-1930-е годы. Бек пишет: «Только люди, у которых есть дом и надежная работа, а следовательно, и материально обеспеченное будущее, являются гражданами, способными воспринять демократию и воплотить ее в жизнь. Истинная правда состоит в том, что без материальной обеспеченности нет ни политической свободы, ни демократии, а потому все находятся под угрозой со стороны новых и старых тоталитарных режимов и идеологий»[3].

Именно по этой причине противоречие между рынком и демократией вновь обретает взрывную мощь в бурных 1990-х. Эта тенденция давно уже очевидна для всех, у кого есть глаза, чтобы видеть. Ее безошибочным признаком, который политики /301/ вынуждены принимать во внимание вот уже много лет, является волна ксенофобии среди населения Европы и Северной Америки. Беженцы и иммигранты существенно поражаются в правах человека посредством все более суровых законов и все более жесткого надзора почти во всех европейских странах равно как и в Соединенных Штатах.

Следующий раунд ущемлений направлен против экономически слабых общественных групп — получателей социальной помощи, безработных, инвалидов, молодежи. Эти люди ощущают все меньше поддержки и сочувствия со стороны тех, кого пока еще можно отнести к «выигравшим». Сами находясь под угрозой снижения социального статуса, мирные граждане среднего класса превращаются в шовинистов благосостояния, которые больше не желают платить за проигравших в рулетку мирового рынка. Политики из числа «новых правых», в Германии концентрирующиеся главным образом в ФДП, сумели обратить общественное недовольство «социальными иждивенцами» в мысль о том, что старики, больные и безработные, должны, как и в прошлом, обеспечивать себя сами. В Соединенных Штатах, где половина граждан (а среди низших слоев намного больше) не утруждает себя участием в выборах, новые социал-дарвинисты даже завоевали большинство в парламенте и разделяют свою страну по бразильской модели.