— Возможно, они произведут впечатление на трибунал. Но я не судья, и мое мнение никак не поможет Неду Тремейну.
— Трибунал? — воскликнула леди О'Мой, ошеломленно глядя на него. — Ты хочешь сказать, что мне придется давать показания?
— Конечно, — ответил О'Мой, — ты расскажешь о том, что видела.
— Но… но я ничего не видела.
— Что-то, вероятно, все же видела.
— Да, но ничего важного.
— И все же суд, вероятнее всего, захочет тебя выслушать и, возможно, проверить твои показания.
— О нет, нет! — Она в смятении привстала, затем опять опустилась в кресло. — Ты должен оградить меня от этого, Теренс. Я не могу давать никаких показаний — действительно не могу.
О'Мой рассмеялся с притворной снисходительностью, за которой угадывалось что-то злое.
— Но, — сказал он, — ты же не лишишь Тремейна шанса быть оправданным в результате твоих утверждений? Или ты не готова быть адвокатом его характера и поклясться в том, что, зная этого человека, ты уверена — он не мог такого совершить? Что он — воплощенное благородство и абсолютно не способен на хитрость и вероломство?
Тут Сильвия, наблюдавшая за ними и пытавшаяся связать то, что слышала, с дикими, как ей показалось, ночными высказываниями сэра Теренса, наконец вмешалась в разговор:
— Почему ты относишь эти слова к капитану Тремейну?
Он резко повернулся к ней.
— Я не отношу, напротив, я говорю, что они, как известно Юне, к нему неприменимы.
— Тогда твои слова не имеют никакого отношения к этому случаю. Капитан Тремейн арестован за убийство графа Самовала на дуэли. Пусть дуэль является нарушением закона, недавно изданного лордом Веллингтоном, но она не может быть преступлением против чести, и говорить, что человек не мог драться на дуэли потому, что он не способен к хитрости и вероломству, — значит говорить бессмыслицу.
— О, безусловно, — подтвердил генерал. — Но если учесть, что Тремейн отрицает, что он дрался, и пытается спасти себя ложью, утверждая, будто не убивал Самовала, полагаю, это высказывание приобретает некоторый смысл.
— Тремейн говорил это?
— Так, во всяком случае, я его понял ночью, когда отправлял под арест.
— Значит, — сказала Сильвия убежденно, — так оно и есть.
— Возможно, возможно, — согласился сэр Теренс. — Суд, вне всякого сомнения, выяснит правду. Правда, как вы знаете, всегда восторжествует, — он снова посмотрел на свою жену, заметив на ее лице новые признаки смятения.
Маллинз стал подавать новые блюда, беседа стихла. В этот момент послышались быстрые шаги, сопровождаемые позвякиванием шпор, и из двери служебного крыла во двор вышел человек.
У обернувшегося на его шаги генерал-адъютанта от изумления перехватило дыхание.
— Лорд Веллингтон! — воскликнул он и встал.
Услышав восклицание, гость остановился и повернулся. На нем был серый повседневный сюртук, белый шарф, бриджи из оленьей кожи и высокие сапоги выше колен, слева из-под мышки торчало кнутовище. Ясные глаза его казались необыкновенно острыми и проницательными, отчего красивое лицо принимало выражение гордой непреклонности. Их пронзительный взгляд перешел с О'Моя на накрытый стол и сидящих за ним леди. Секунду поколебавшись, он быстро приблизился и, сняв с головы двууголку — его каштановые волосы уже тронула едва заметная седина, — отвесил дамам галантный и в то же время холодный поклон.
— Полагаю, ввиду своего столь неожиданного вторжения мне следует принести извинения, — сказал сэр Артур Веллингтон. — Я шел к вам в комнату, О'Мой, и совершенно не ожидал нарушить таким образом ваше уединение.
О'Мой почтительно поспешил его разуверить в этом. Дамы поднялись, чтобы приветствовать гостя. Он с небрежной учтивостью склонился, чтобы прикоснуться губами к руке леди О'Мой, и попросил ее вновь занять свое кресло, потом все с той же сдержанной любезностью поклонился мисс Армитидж — после того, как генерал-адъютант представил ее.
— Не беспокойтесь, не наказывайте меня за то, что я потревожил вас, — сказал он. — Садитесь, О'Мой, я сейчас не спешу и крайне рад короткому отдыху. — И, окинув пышный сад одобрительным взглядом, заметил: — У вас тут очень приятно.
Сэр Теренс пригласил его светлость, к столу, но тот вежливо отказался.
— Стакан разбавленного вина, если можно, — этого будет достаточно. Я завтракал в Торриж-Ведраш с Флетчером. О да, — улыбнувшись, повторил он, заметив изумление на лицах дам, — я уже давно на ногах, поскольку очень дорожу своим временем, особенно сейчас. Вот почему я свалился без предупреждения на вашу голову, О'Мой.
Сэр Артур взял с подноса принесенный Маллинзом стакан и, немного отпив из него, поставил на стол.
— Из-за мышиной возни этих несносных интриганов здесь, в Лиссабоне, столько неприятностей, что будет правильно, если я сам явлюсь на регентский совет и откровенно поговорю с этими сеньорами.
Говоря это, он стянул с рук свои плотные кожаные перчатки для верховой езды.