Западня. Шельф

Когда Лиза думала об Анне, ей становилось не по себе: слишком уж близко к парку располагалась тюрьма. Пройти с полкилометра по дорожкам, обойти каток, — и вот уже с вершины невысокой сопки перед тобой распахивается мрачная плоская долина, занесенная снегом, а посреди нее — горстка бетонных зданий, колючая проволока, черные вышки. Пару раз Лиза ходила туда с подружкой и ее старшей сестрой: на площадке неподалеку проводил тренировки местный кинологический клуб, а у подруги был боксер, которого пытались дрессировать. Лиза смотрела, как нелепо толстый человек выбегает на пятачок утоптанного снега, смешно размахивая руками, и гладкие, ощеренные доберманы и овчарки бросаются на него, вонзая клыки в толстый слой ваты...

Лиза не любила таких собак. Ей нравились совсем другие — смешные, лохматые и ласковые. Такие, как Шмель. Шмеля забрал Лешка. Геолог жил в частном доме на Красной Горке и мог построить для пса большую теплую будку во дворе — чтобы тот мог задрать ногу, как только ему это понадобится, а не мучился, ожидая, пока его выведут на улицу.

Да, со Шмелем все было в порядке, а вот со стюардессой — не очень, потому что тюрьма была слишком близко от парка, из которого наползала черным облаком смутная угроза — Лиза не могла объяснить, в чем тут дело, не могла ничего рассказать, она просто чувствовала. Ей снилось, что черное облако пересекает долину, просачивается сквозь проволоку, сквозь двери и решетки... Дымные щупальца уплотняются, становятся упругими и сколькими, проскальзывают в камеру, где сидит стюардесса — бледная, нечесаная и истощенная, похожая на привидение. Она так боится, что не может даже закричать. Щупальца подползают к ней и закручиваются вокруг горла...

В одну из таких ночей Лиза поняла, что не может заснуть, и на цыпочках выбралась на кухню. Не включая свет, открыла холодильник. На дне трехлитровой банки еще плескались остатки молока, и Лиза, стараясь не шуметь, перелила его в кружку. Молоко было порошковое, уже слегка подкисшее, но его противный вкус странным образом успокаивал. Он напоминал Лизе о детском саду — о тех временах, когда мама с папой были вместе, Никита — живой, а страх — ненастоящий, придуманный, чтобы интереснее было играть. Во вкусе молока было что-то привычное и утешительное, и, чтобы усилить эти ощущения, Лиза взяла с подоконника старую детскую книжку, зачитанную до дыр. Уже во втором классе приключения щенка Тяпы казались Лизе глупыми и скучными, но сейчас это было именно то, что надо. Свет включать по-прежнему не хотелось, но в ящике стола лежали свечи на случай, если бураном оборвет провода. Маленького огонька вполне хватало для того, чтобы разбирать крупный, рассчитанный на малышей шрифт.

Прихлебывая молоко, Лиза перевернула страницу. Легкий ветерок подхватил обрывок тетрадного листка в линейку; Лиза поймала его и перевернула. Пробежалось по корявой, печатными буквами написанной строчке, и, не поверив своим глазам, прочла снова.

ЖДУ НА КЛАДБNЩN РОВНА В ПОЛНОЧ!!! НИКИТА

Она отбросила записку, как отвратительного, покрытого слизью червя. Волосы на затылке Лизы зашевелились, и она хрипло застонала от мгновенно нахлынувшего ужаса. Руки задрожали так, что молоко выплеснулось на страницы книжки. Жду на кладбище. Никита ждет ее на кладбище. Никита...

Лиза с хлюпаньем втянула в себя ставший вдруг сухим и колючим воздух и сипло, деланно хихикнула. Она сама написала эту записку. Сама, своими руками, два или три года назад. Они с Никитой играли в искателей кладов. Она играла, что ищет клад вместе с воображаемым другом, и написала эту записку понарошку, как будто это сделал Никита. Она до восьми лет путала направление косых черточек в букве «и», то писала правильно, то старательно, высунув кончик испачканного карандашом языка, выводила зеркальное отражение.

Страх ушел, только по затылку еще бегали колючие мурашки. Лиза аккуратно вытерла пролитое молоко, закрыла книжку и тихо вернулась в постель. Подсказка была найдена. Назавтра Лизе предстояла очень длинная прогулка.

К ее удаче, утро выдалось такое ясное, что мама сама предложила ей сходить покататься на лыжах.

— Только с лыжни не уходи, — привычно предупредила она.

— Конечно, ну буду, — так же привычно соврала Лиза.

Она выглянула в окно. Лыжня отделялась от дороги справа — уже успели накатать после бурана — и вилась по сопкам до самого моря. Среди редких низких лиственниц мелькали яркие куртки — несколько человек уже выбрались покататься, торопясь воспользоваться наладившейся погодой. Вдалеке виднелась молочно-изумрудная полоска моря — буран взломал и отогнал лед от берега. Лиза привычно поискала глазами красные с белым вышки буровой платформы и удивленно обернулась к маме:

— А где...