Западня свободы

— Это значит, что вас будут судить и дадут вам срок за настоящее преступление, и если что-нибудь пойдет не так, ни я, ни кто-либо другой ничего сделать не смогут. Если вы получите четырнадцать лет и «Скарперы» не выйдут на контакт с вами, то вам придется гнить в тюрьме весь этот срок. Повторяю, я в данном случае не могу подставить под удар систему безопасности. Готовы ли вы идти на такой риск?

Я глубоко вздохнул.

— Господи! Вы требуете от меня чертовски много!

— Ничего не поделаешь. Это так и не иначе, — сказал он упрямо. — Такой подготовленный человек, как вы, может легко убежать из любой дырявой английской тюрьмы. Но вы этого не сделаете, черт побери! Вы будете сидеть и ждать, когда «Скарперы» приблизятся к вам, сколько бы времени им не понадобилось, чтобы принять такое решение. Вы будете ждать, слышите?

Я посмотрел в его глаза, в которых горел фанатический огонек и тихо сказал:

— Я слышу. Не беспокойтесь. Я не собираюсь теперь отступать. Я уже дал вам слово.

Он с облегчением вздохнул.

— Благодарю, Станнард. — Он улыбнулся. — Я по вашему поводу и не беспокоился.

— Меня интересует одна вещь, — сказал я. — Маунтбэттен занялся тюрьмами, когда удрал Блейк. Это было довольно давно. Почему вдруг сейчас вся эта спешка?

Макинтош вытянул руку и выбил трубку о ствол дерева.

— Хороший вопросик, — согласился он. — Что ж, во-первых, эффект от действий, предпринятых Маунтбэттеном, сейчас уже стирается. Когда вышел его доклад, и в тюрьмах усилилась система безопасности, чуть ли не каждый социолог и реформатор тюрем в Англии испустил возмущенный крик. И они не были так уж неправы, кстати. Существует два взгляда на тюрьму — как на место наказания и как на место исправления. Неожиданно затянувшаяся петля безопасности вышибла проблему исправления к черту, и реформаторы говорят, что за шесть месяцев пенитициарной системе был нанесен колоссальный ущерб. — Он пожал плечами. — Вероятно, они правы, но это не в моей компетенции. Меня не интересуют гражданские преступники, и моя пища — Блейка и Лонсдейлы. Когда ловишь их, то хочется либо поставить их к стенке и расстрелять, либо повесить им на шею удавку, но вместо этого их заключают в тюрьму — не для наказания или исправления, а чтобы вывести их из оборота, так как они много знают.

Все это не было ответом на мой вопрос, поэтому я сказал:

— Ну и что дальше?

— Сейчас на крючке болтается крупная рыба. Самая крупная из тех, что нам удалось поймать. Ей-богу, Блейк был крупным экземпляром, но этот человек — акула по сравнению с пескарем. Он не должен убежать. Я просил премьер-министра создать специальную тюрьму для такого рода заключенных, но он говорит, что это противоречит правилам, так что Слэйда направляют в общую тюрьму, вероятно, под рубрикой особо опасного.

— Слэйд! — воскликнул я. — Никогда о нем не слыхал.

— Он сейчас в больнице, — продолжал Макинтош. — Ему прострелили бедро во время поимки. Когда он поправится, его будут судить. И если бы у нас приговоры были, как в Техасе, он получил бы пять тысяч лет. Ну а так мы подержим его взаперти двадцать лет, после чего он станет никому не интересен.

— Двадцать лет! Он, наверное, чертовски много знает.

Макинтош повернул ко мне негодующее лицо.

— Вы можете вообразить, чтобы русский, — а Слэйд русский — был вторым лицом в важнейшем отделе британской разведки, связанном со Скандинавией? А так оно и было, и сэр Дэвид Таггарт, идиот, который назначил его туда, взлетел наверх — он теперь Лорд Таггарт и пожизненный пэр. — Он хмыкнул и добавил сдавленным голосом: — а человек, который поймал Слэйда, был в свое время уволен Таггартом за непригодность. — Он опять постучал трубкой о дерево с такой силой, что, казалось, она расколется. — Любители! — воскликнул он едко. — Проклятые любители!

— Как я войду в контакт со Слэйдом? — спросил я.

— Я постараюсь поместить вас рядом с ним. Для этого придется нарушить некоторые законы. Но то, что знает Слэйд, — чистый динамит, и я готов нарушить любой закон в Англии, начиная с закона о свальном грехе, чтобы держать этого негодяя там, где ему и место.

— Он захихикал и похлопал меня по плечу. — Мы не просто нарушим законы, Станнард, мы разобьем их вдребезги.

Я сказал несколько нетвердым голосом:

— Теперь я понимаю, почему премьер-министр не захотел слушать вас.

— Да-да, — сказал Макинтош обыденным тоном. — Это сделает его почти соучастником преступления, а он слишком джентльмен, чтобы пачкать свои руки. Кроме того, это ляжет тяжелым грузом на его совесть. — Он поднял глаза к небу и задумчиво произнес:

— Забавные существа эти политики.

Я спросил его:

— Вы знаете, что это за дерево?

Он повернул голову и посмотрел на него.

— Нет, не знаю.

— Это эвкалипт. Дерево, на котором я буду висеть, если эта операция закончится неудачно. Хорошенько запомните его.

4