Несколько раз в послании приводится классическая для римского католицизма формула: «Summa sedes a nemine judicatur» («верховная кафедра никем не может быть судима» (Col. 751, 765, ср. Col. 754, 768). «Мы не можем терпеть, – говорит папа, – чтобы кто-либо по гордости захватывал или присваивал себе что-либо, противясь нашему Апостольскому престолу и его законам. Ибо кто только пытается у Римской церкви отнять ее авторитет или привилегии или уменьшить их, тот злоумышляет ниспровержение и пагубу не одной этой Церкви, а всего христианства» (Col. 767). Исходя из сказанного выше, папа так пишет о неподсудности Римской церкви: «Голова судит о всех органах чувств, сама же никаким органом не судится, поскольку суждение ее одной абсолютно достаточно, как говорит апостол: «духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор.2:15). Если же этого и сказанного выше о гармонии нашего тела вы (папа имеет в виду восточных) не чувствуете в себе, значит вы не принадлежите к телу, не живете в теле; а если вы не в теле Христовом, которое есть Церковь, и не живете его жизнью, то посмотрите, где вы и что вы. Вы отсечены, вы гниете и как ветвь, отрезанная от лозы, выброшены вон и засыхаете, да ввержени будете во огнь» (Col. 768). В заключение папа пишет: «Надо с болью отсекать то, чего мягкой рукой нельзя успокоить и излечить, ибо Господь увещевает, говоря: «если глаз твой соблазняет тебя»... (Мф.18:9)» и т. д. (Col. 769).
Таково содержание этого обширного послания, начинающегося словами «In terris pax»26
.Как видим, папа в своем ответе касается главным образом экклезиологического вопроса, справедливо видит в нем корень расхождения между Римом и Востоком. В высказываниях папы римская экклезиология явно противостоит экклезиологии кафолической.
Обрядовые вопросы, составляющие главное содержание охридского письма, папа оставляет без внимания. Но поводу последнего обстоятельства он делает в конце послания ссылку на изречение Соломона (Притч.26:4): «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему» (Col. 169). (Ответам на вопросы, поднятые охридским письмом, посвящен обширный трактат, привезенный Гумбертом в Константинополь в следующем году. Об этом будет речь далее).
Папа обошел в своем письме вопросы, поднятые архиепископом Львом Охридским, не потому, чтобы он лучше своего охридского соименника умел ставить обрядовые и канонические вопросы на свое место (такой способности Лев Римский не проявил), а потому, что ему, как последовательному апологету римского учения о Церкви, была очевидна простая истина: согласие с Римской церковью по отдельным вопросам и даже во всем, но без признания правоты этой Церкви a priori, то есть без признания за ней особой неотъемлемой привилегии на истину и права требовать от других Церквей безусловного своего повиновения, не вносило бы никаких существенных изменений в те взгляды, с которыми Лев считал нужным бороться; это не было бы решением главного вопроса, это вовсе не было бы то, что требуется для торжества римской концепции единства Церкви. И наоборот, признание за Римской церковью вышесказанного чудесного свойства (не ошибаться) делало бы излишними доказательства по существу отдельных вопросов.
В охридском письме папу возмутило не столько существо мнения архиепископа Льва о совершении Евхаристии, сколько самый тот факт, что предстоятель не Римской и, следовательно, не привилегированной Поместной Церкви считает себя вправе не соглашаться с той Церковью, которую папа называет «единственной матерью» всех других Поместных Церквей (Col. 767).
Это дало повод папе раскрыть в послании римское учение о Церкви так полно и с такой определенностью, как это не было сделано еще никем ранее. Зная, что это учение будет оспариваться не одним Львом Охридским, папа адресуется со своим посланием прежде всего к Константинопольскому патриарху Михаилу Кируларию, отводя Льву Охридскому в надписании письма второе место. Мы вправе рассматривать это послание как ультиматум. Вопрос ставится ясно: или признайте наше учение о Церкви, или разрыв. По сути дела папа выдвигает тут принцип безоговорочного подчинения Риму во всем, а не в том только, что будет признано обоснованным. Иначе он и не представляет себе единства Церкви.
Из содержания этого письма вытекает, что для папы «врагом света» и «слепым пастырем» является всякий, не признающий привилегии Рима на непогрешимость; следовательно, все бранные эпитеты этого письма, по мысли его автора, могут быть отнесены и к патриарху Антиохийскому Петру, хотя и настроенному примирительно, но допускавшему, как мы видели, в принципе возможность отступления папы от православия. Письмо папы – это взмах меча, занесенного для рокового удара.