Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие

Постструктурализм, утвердивший принцип методологического сомнения по отношению ко всем позитивным знаниям и ценностям, выдвигает на первый план «поэтическое мышление», утверждающее примат художественного познания над рационалистическим. При этом используются «нарративные» формы во всех сферах гуманитарной мысли (в философии, критике, социологии, психоанализе, антропологии и т.д.). Феномен «поэтического мышления», являющийся реконструкцией романтической парадигмы с ее модификациями в философии жизни (Ницше, Киркегор) и в экзистенциализме (Хайдеггер, Сартр, Камю), подразумевает взаимопроникновение, смешение жанров, сращивание литературного творчества и теоретической рефлексии, образование «синкретических жанров». Художественный стиль мышления, свойственный французскому постструктурализму, находился в общем русле развития основных тенденций эпохи. Принципы интуитивизма, эстетизма, техника ассоциаций, парадокс, иносказание, суггестия (намек) превращали науку о литературе в новую форму философского размышления. Смешение теоретической рефлексии и художественного творчества становится мифологемой научного мышления, метафорически воплощенного в языковых формах художественной образности.

Постструктуралисты, делая ставку на бессознательное, заняты поиском иррациональных побуждений, определяющих человеческую деятельность. М. Фуко, Р. Барт, Ж. Деррида рассматривают с этих позиций любой феномен культуры, в котором они видят прежде всего борьбу за «власть интерпретаций», навязывающих человеку стереотипы мышления и поведения. Язык определяется как основной инструмент манипуляции. М. Фуко («Воля к власти», 1976) выступает против «неуловимой всеобщей иррациональной тирании дискурсов»; Р. Барт («Мифологии», 1957), анализируя рекламные слоганы и различные явления массовой культуры, выявляет существующие на уровне бессознательного иррациональные «мифологемы», определяющие стандарты и клише массового сознания. Ж. Лакан, пересматривая представления о языке как семиотической системе с позиций постструктурализма, «раскрепощает» означающее и разрушает его зависимость от означаемого. В результате происходит разрыв означаемого и означающего, что ведет к множественности интерпретаций и к произвольному пониманию знака, лишившегося семантической опоры. Меняются природа и смысл применения знака: знак, в концепции Лакана, заменяет пред-

мет, символизируя его отсутствие. Логическим завершением лакановской идеи о природе знака становится симулякр – означающее без означаемого.

Новое понимание природы знака получило дальнейшее развитие в теории деконструкции, или децентрации, Ж. Деррида. Развивая лакановскую идею о замещении предмета знаком, Деррида формулирует концепцию «следа»: «"след" – это то, что остается от объекта, нечто туманное, неопределенное, поддающееся лишь интуитивному восприятию». Теория деконструкции (децентрации) утверждает взаимозаменяемость означающего и означаемого. В результате разрушается понятие центра и периферии, уничтожаются бинарные оппозиции и иерархия ценностей, взаимоисключающие понятия сосуществуют на равных правах. Деконструктивизм кладет конец «власти одних смыслов над другими»: понятиям антропоцентризма, европоцентризма, логоцентризма.

Постструктуралистская теория знака определила панъязыковый характер мышления: «мир явлен в языке», сконструирован по языковым законам; язык лишен репрезентативной функции и означающего (Лакан, Деррида). Смысл порождается не в мимезисе, а в семиозисе, т.е. в свободной игре значений текстов культуры. Все начинает мыслиться как текст, вся человеческая культура – как сумма текстов или интертекст, «сознание как текст», «бессознательное как текст», «"я" как текст», и т.д. Таков смысл ставшего скандально известным афоризма Ж. Деррида: «Все текст; Освенцим тоже текст».

Восприятие культуры как единого интертекста было сформулировано Ю. Кристевой, ученицей Р. Барта и соратницей Ф. Соллерса. Теория интертекстуальности Кристевой является реконструкцией идей М.М. Бахтина о диалогизме («Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса»; «Проблемы поэтики Достоевского»).

Идея «диалога» интерпретируется Ю. Кристевой как «взаимодействие текстов». Интертекстуальность, таким образом, не отрывает литературный текст от социального контекста, в который тот вписан; ее не следует понимать как способ самоизоляции литературы. Кристева, разделяющая взгляды Бахтина, счи-

тает, что в литературном тексте звучат не только предшествующие, но и соседствующие с ним дискурсы. Несмотря на типологическое сходство, понятия интертекстуальности у Бахтина и Кристевой обусловлены различными методологическими подходами. У Бахтина интертекстуальность – это литературный прием, предполагающий диалог идей; в постструктуралистской теории – это образ мира как текста, это произвольная игра значений различных текстов культуры, которые являются частью «всеобщего текста».