Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации

К слову, популярность нацизма у многих восточноевропейских народов также обусловлена этим специфическим «комплексом европейца». Ведь нацизм, апеллирующий к биологическим критериям, по сути, предлагает формулу органического, врожденного «европейства», что для восточноевропейских лимитрофов с их склонностью к паранаучному мифологизаторству было очень привлекательно.

И хотя Гитлер резервировал эти органические «европейские» черты в первую очередь за немцами, националисты восточноевропейских лимитрофов, ставшие на путь коллаборационизма, пытались применить нацистскую формулу «врожденного европейства» в первую очередь к своим народам.

Разумеется, в образе «главного азиата», в пику которому народы-лимитрофы утверждали свою «европейскость», обычно оказывалась Россия — из восточноевропейских стран и географически, и культурно, и исторически наиболее удаленная от Западной Европы и наименее соответствующая ей как цивилизационному эталону. Собственно, это во многом стало источникам и внутрироссийского самоедского западничества, для которого характерно восприятие России как глухого «медвежьего угла» Европы.

Понятно, что распространение русофобских взглядов и настроений среди славян было выгодно Западу, не заинтересованному в консолидации славянского мира вокруг России. В первую очередь, таким настроениям были подвержены католические славянские народы, для которых католицизм, латинская письменность и прочая атрибутика становились фундаментом «европейского» самоутверждения в пику не только русским, но и другим православным народам. Утверждение «европейства» через стигматизацию православия было серьёзным препятствием втягиванию православных славян в орбиту европейского влияния.

Однако в XIX–XX веках и эту проблему в целом удалось решить. Общее снижение религиозности делало Европу терпимее к православию. Провозглашение веротерпимости позволило заговорить об «общехристианских корнях европейской цивилизации», когда в качестве «европейской» может рассматриваться любая разновидность христианства, включая православие. Именно это, в конечном счете, позволило многим народам, традиционно исповедующим православие, вписаться в «общеевропейскую семью народов» и стать членами ЕС. Однако это «европравославие» так или иначе остается периферийным в европейском контексте, где тон задает западная традиция.

Именно поэтому в «европейски ориентированных» православных странах предпринимаются попытки символически приблизить местную культурную традицию к западноевропейским образцам.

Примерами могут служить переход румын с кириллицы на латиницу, экспансия латинского письма в Сербии, переход на новоюлианский календарь, приближенный к григорианскому, православной церкви Болгарии и тому подобное.

«Европравославие», таким образом, позволяет православной традиции существовать в качестве периферийной экзотики при однозначном доминировании западных цивилизационных стандартов. Нынешнее «европравославие» вызывает определённые ассоциации с унией, которая тоже была формой выживания православных славян на периферии западного мира. Однако уния всё же предполагала административное и догматическое подчинение православных Ватикану. Нынешний либеральный век этого уже не требует…

Ничего удивительного в этой «европеизации» православия нет. После гибели Византии нести бремя самостоятельной цивилизационной традиции большинство православных народов были объективно не в состоянии, и превращение их в периферию западного мира было вполне закономерным. Препятствовать этому могла Россия, попытавшаяся перехватить падающее знамя православной цивилизации. Однако внутренние слабости России не позволили реализовать эту идею. Как следствие «поствизантийский» православный мир существует в виде группы внутренне разобщенных народов на периферии западной цивилизации.

Крах панславистских иллюзий вследствие дрейфа славянских народов в сторону Запада породил в России своего рода комплекс обиды. Разочарование в панславизме уже в XIX веке высказывали мыслители вроде Константина Леонтьева, но своего апогея эта тенденция достигла в ХХ веке.