Итак, русско-византийский конфликт 1043 г. не принес Византии выгод. Зато прямым результатом его было провозглашение Ярославом церковной независимости Руси. В 1051 г. без согласия константинопольского патриарха Ярослав с собором епископов поставил в митрополиты Илариона, русского по происхождению 134, бывшего прежде священником придворной церкви в Берестове 135. Добиваясь церковной независимости, Ярослав преследовал, разумеется, те же политические цели, что и Болеслав Храбрый, когда он добивался основания гнезненского архиепископства, или чешские князья Болеслав II и Бржетислав I, когда они лелеяли планы превращения пражской епископской кафедры в архиепископскую. Легко заметить, однако, что Ярослав действовал гораздо более решительно, что было результатом иного соотношения сил между Русью и Византией, с одной стороны, Древнепольским государством, Империей и Римом, с другой.
Вместе с тем как в Чехии при Болеславе II и в Польше при Болеславе I, на Руси при Ярославе Владимировиче завершался процесс оформления государственной идеологии, которая по условиям своего времени должна была иметь религиозный характер, гарантировать Руси покровительство небесных патронов. При Ярославе была подготовлена канонизация русских святых Бориса и Глеба и беатизирован Владимир, которого Иларион называет вторым Константином 136 и, что особенно важно, “блаженным” 137.
С обострением русско-византийских отношений была в определенной мере связана резко усилившаяся при Ярославе активность русской политики на Западе. Усиление связей Киевской Руси со странами Центральной и Западной Европы, начиная с 30—50-х годов XI в., уже отмечалось в литературе вопроса ш.
Могучему Древнерусскому государству действительно принадлежало в то время очень видное место в сложной системе центрально- и западноевропейских политических взаимоотношений. Выше уже отмечалось значение союза с Русью для Древнепольского государства, союза, значительно укрепившего положение Польши в Центральной Европе. Свидетельством политической активности Руси на Западе являются многочисленные династические браки между киевской великокняжеской семьей и европейскими государями. О двойных брачных связях Рюриковичей и Пястов и попытке заключить династический союз между киевским и германским дворами говорилось уже выше. Сын Ярослава Святослав был женат на сестре трирокого архиепископа Бурхарда, одного из крупнейших феодалов Империи ш. Трех своих дочерей Ярослав выдал: Анастасию за венгерского короля Андрея I (около 1039 г.), Елизавету за Гаральда норвежского (около 1044 г.), Анну за Генриха I французского (около 1049—1050 гг.) 14°.
При киевском дворе получали убежище преследуемые у себя на родине представители правящих европейских династий. Несколько лет провели в России братья Мешко II польского Бесприм и Оттон. С 1034 по 1046 г находились в России венгерские герцоги Андрей и Левенте, племянники короля Стефана I, прибывшие туда из Польши 141. На Руси нашли убежище и сыновья английского короля Эдмунда Железный Бок Эдвин и Эдуард, бежавшие сначала в Швецию 142. Один из сыновей Ярослава носил чешское имя Вячеславш. Не является ли это свидетельством политических и культурных связей Руси и Чехии в 30-е годы XI в.?
Рост политических контактов происходил на фоне развивающихся экономических связей Руси со странами Западной и Центральной Европы, о чем свидетельствует многочисленный нумизматический материал М4. Крупную роль в этих связях играла балтийская торговля 145.
Поэтому древнерусский книжник, обращаясь с проповедью к Ярославу 26 марта 1049 г в церкви Святого Благовещения на Золотых воротах Киева, имел полное право сказать, что его страна “ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли”146
Обрисованная выше картина политического общения восточного и западного славянства за столетний (с середины X до середины XI века) период времени характериз)ет одну из наиболее существенных сторон заключительного этапа становления, феодального строя в Центральной и Восточной Европе, когда образуются относительно единые раннефеодальные славянские государства и формируются в рамках этих государств в результате явлений племенной интеграции феодальные народности Картина эта, однако, в силу ряда причин, связанных с состоянием источниковедческой базы исследования, имеет свои изъяны и свои особенности
Завершая исследование, автор не может не подчеркнуть того обстоятельства, что в восстанавливаемой им цепи событий отсутствуют многие безвозвратно утерянные звенья, что в воссозданной им картине политической жизни раннефеодальной Центральной и Восточной Европы остается много белых пятен и что те общественные процессы, в которые автору так или иначе удалось проникнуть, представлены им в гораздо более схематическом и обобщенном виде, чем они происходи ли в действительности Реальная жизнь того времени была гораздо более яркой и пестрой, более сложной и противоречивой, чем она представляется исследователю спустя почти тысячелетие