Не иначе обстояло дело с христианско-имперским универсализмом. Если можно отметить такие факты, как временная поддержка его Болеславом II в Чехии или Болеславом I в Польше, то и тогда речь шла об использовании этой концепции в целях укрепления международного положения Чехии или Польши или даже создания большой западнославянской державы.
Следует отбросить широко распространенное в старой польской и русской историографии представление о Польше второй половины X— первой половины XI в., как форпосте Римской курии, очаге латинской пропаганды на Востоке. Не говоря уже о слабости и шаткости в то время международных позиций Рима, его зависимости от Империи, надо учитывать, что тогдашняя Польша не располагала ни людскими, ни материальными ресурсами для организации латинохристианских миссий в соседних странах, а путь из Империи и Рима на Русь не лежал через Гнезно и Познань. Даже в тех случаях, когда, преследуя свои политические цели, Болеслав Храбрый попытался выступить в роли покровителя ла-тинохристианской проповеди у пруссов и в Скандинавии, ему приходилось пользоваться услугами иноземцев— чеха Войтеха-Адальберта и немца Бруно Квер-фуртского.
Говоря о реальных интересах, которыми руководились в своей внешней политике феодалы Руси, Польши или Чехии, нельзя не отметить существенной роли, которую играли в ней интересы укрепления в важнейших, узловых пунктах международной транзитной торговли, связывавшей страны Восточной Европы с Западом. При столь характерной для славянского мира X—XI вв. близости, единстве материальной культуры славянских народов вопросы широкой международной транзитной торговли естественно занимали большое место в их экономических взаимоотношениях. Широкая международная торговля являлась важным фактором, укреплявшим привилегированное положение славянской знати13. О том, как стремления овладеть международными торговыми путями сказывались на политическом развитии славянских стран, ярко свидетельствуют знаменитые слова Святослава Киевского: “Не любо ми есть в Киеве быти, хочю жити в Переславци на Дунай, яко то есть середа в земли моей, яко ту вся блага сходятся: от Грек злато, паволоки, вина и овощеви розноличныя, из Чех же и из Угор — сребро и ком они, из Руси же — скора и воск, мед и челядь”14. В определенной мере вопросы транзитной торговли влияли и на конкретное содержание объединительных планов польских и чешских феодалов. Именно поэтому такую большую роль в межславянских политических отношениях того времени играли такие районы, как Западное Поморье, Силезия, Краков, Чер-венские города, мазовецко-русско-ятвяжское погра-ничье, прусские земли. Изменения в балтийской транзитной торговле в известной мере способствовали переносу центра польской политической жизни из Великой в Малую Польшу, из Познани в Краков. Это перемещение стало заметным в годы правления Болеслава Храброго и завершилось при Казимире I после антифеодального восстания 1037—1038 гг.15
Классовая обусловленность внешней политики славянских феодалов особенно ярко проявилась на примере Польши во второй половине X в., когда страх польских феодалов за свои классовые позиции, в первую очередь на Поморье, побудил их стремиться к польско-германскому союзу против языческих лютичей, и в конце 30—40-х годов XI в., когда только с помощью германских и русских феодалов феодалам Польши удалось расправиться с мощным антифеодальным движением.
Выше уже отмечалось, что самостоятельность государственного и политического развития славянских стран Центральной и Восточной Европы исключает тезис об историческом “опыте” европейской интеграции Германской империи. Завершая анализ международных отношений в Центральной и Восточной Европе во второй половине X—первой половине XI в., можно было бы, пожалуй, подчеркнуть иной тезис: главной линией развития в это время было здесь образование и дальнейшее развитие самостоятельных славянских государств. Вместе с Венгрией они являлись важнейшим фактором, определявшим тогда расстановку сил в бассейне Лабы, Одры, Дуная, Вислы и Днепра Вместе с тем, сам факт существования крупных раннефеодальных относительно единых государств на восточных границах Империи являлся величайшим тормозом на пути восточной экспансии германских феодалов, мешал им сосредоточивать свои силы на тех или иных участках борьбы. Коренные изменения в этом смысле принесла с собой только эпоха феодальной раздробленности.