Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.

Гораздо более сложным представляется вопрос о позиции Чехии. В литературе нет разногласий на тот счет, что в правление чешского князя Болеслава I, во всяком случае до 950 г., чешско-немецкие отношения имели враждебный характер33, в то время как союзниками Чехии против Германии выступали все те же лютичи34, хотя, возможио, формального союза между ними и не было35. 950 год действительно принес известные изменения в развитии чешско-немецких отношений. В этом году Отгону I, по словам Видукинда, удалось военной силой подчинить себе чешского князя36,однако ни Виду-кинд, ни другие источники не дают достаточных данных для того, чтобы судить о характере государственно-правовых отношений, установившихся между Германией и Чехией в это время37. Ясно одно, в борьбе с венграми, постоянно вторгавшимися на территорию Германии, чешский князь оказался союзником Оттона I, разгромившего мадьяр на р. Лехе в 955 г. Зато, когда в том же 955 г. началось всеобщее восстание полабо-прибалтийских сла-вян-бодричей и лютичей, чешскому князю, по-видимому, удалось уклониться от подавления восстания, и чешские военные силы не принимали участия в решающей битве над Рекницей, где Оттон I нанес поражение восставшим. Нет никаких данных и об участии чехов на стороне немцев в дальнейших полабо-немецких столкновениях, происходивших до 960 г.38 Продолжавшаяся чешско-мадь-ярская борьба лишь отчасти объясняет такую позицию чешского князя, не в интересах которого было, по-видимому, нарушать, по выражению Титмара Мерзебургско-го, “старинный союз” с лютичами39. Иначе говоря, и после 950 г. Чехия не отказалась полностью от своей традиционной политики, не превратилась в послушное орудие германских феодалов и сохраняла возможность возобновить сотрудничество с полабо-прибалтийским славянством в борьбе с германским феодальным натиском на Восток.

Вот почему польско-чешский союз, оформление которого произошло около 965 г., когда Мешко I взял себе в жены Добраву — дочь 'чешского князя Болеслава I, а затем и участие чешской конницы в 967 г. в разгроме Вихмана представляется столь очевидным отказом чешского князя от традиционной чешской политики 30— 50-х годов X в. В самом деле, став союзником польского князя, Чехия оказалась противницей лютичей, которые через Вихмана, находившегося в тесных связях с датским королем Гаральдом Синезубым, тоже противником Оттона 1 40, искали себе на севере Европы надежного и сильного союзника в борьбе с Германской империей. Выступление против Вихмана было неизбежно выступлением в пользу Оттона I. Поэтому представляется совершенно неудовлетворительной попытка объяснить причины заключения в середине 60-х годов X в. польско-чешского союза ссылкой на наличие для Польши и Чехии угрозы германской феодальной агрессии, как это делает К. Малечинский41. В этом вопросе, без сомнения, прав Г. Лябуда, полагая, что такого рода соображения для Мешко I до 966 г. “были преждевременны”42. На Западном Поморье все еще шла борьба, лютичи и Вихман не были еще разбиты, и до окончания этой борьбы не могло, очевидно, идти какой бы то ни было речи о превентивных мероприятиях против Германской империи, которая к тому же казалась естественной союзницей в борьбе с лютичами и с которой Польша как раз в это же самое время, т. е. в 965—966 гг.43, вступает в прямой союз.

Но если сами по себе 'чешско-лютические и чешско-немецкие, а также польско-лютические и польско-немецкие отношения не в состоянии дать сколько-нибудь удовлетворительное объяснение переменам, происшедшим в чешской политике в середине 60-х годов, то, следовательно, искать его надо в какой-то иной плоскости. Это не может, однако, быть сферой чисто экономических отношений, хотя нумизматические данные и свидетельствуют о развитии торговли Чехии с польскими землями во второй половине X в., о заинтересованности Чехии в развитии балтийской торговли через Поморье44. Но, во-первых, чешские денары, во всяком случае определенная часть их, могли попадать на Поморье не прямо из Чехии, а постепенно, переходя из одного польского района в другой45, а, во-вторых, те же самые нумизматические данные не дают оснований как-то особенно выделять для Чехии торговое значение польских поморских земель. Более того, они самым определенным образом свидетельствуют о гораздо более интенсивной активности Чехии на других транзитных торговых путях46.

Иными словами, исследователю вновь приходится возвращаться в сферу политической жизни, чтобы там, наконец, отыскать причину столь неожиданного поворота в чешской политике. Поскольку взятые изолированно отношения Чехии с другими странами Центральной Европы не дают ключа к разгадке позиции чешского князя, остается обратиться к анализу общей ситуации, сложившейся здесь в первой половине 60-х годов X в.