Западный край. Рассказы. Сказки

— Тьы велел отдать это вам, — продолжал гонец. — Он просил вас никому не говорить про ружье, даже под страхом смерти, и сразу отнести его учителю До. Увидите учителя — передайте, что через месяц ему привезут еще. Мне самому нельзя видеться с ним, так что, прошу вас, сходите к нему этой же ночью.

Итак, Ха снова увидела ружье. Она сама понесет его учителю До, пойдет к нему вместо Тьы. Она и знать не знала, какие дела бывают у мужчин, воюющих против тэй, но ружье и связанная с ним тайна обретали в ее глазах особую важность. Ведь от них зависели ее любовь и будущее счастье.

* * *

Как всегда, во втором месяце года готовились к празднику в храме Бронзового барабана.

Невесело начался этот год. Наместник приказал согнать тысячи людей и снести городские стены — от западного угла в Хангхоа до Кхотхана и Конгви. Люди работали день и ночь, ломая укрепления и разбирая кирпичи. В городе сносили старые здания королевских ведомств и палат и самые большие храмы. Кирпич отправляли затем в новую столицу, где по высочайшему указу возводили цитадель Фусуан.

С тех пор как еще при Зиа Лаунге[130] столица была перенесена на землю Тхыатхиена[131] и до царствования нынешнего государя Ты Дыка[132], высокородные господа из дома Нгуен с опаской и неудовольствием поглядывали на Тханглаунг[133]. Они не доверяли вольнолюбивым жителям Севера и потому разрушали старую столицу, каждый в меру своих сил и возможностей. Теперь решено было сровнять с землей городские стены.

В тот же злосчастный год по повелению наместника сожгли знаменитую бамбуковую изгородь у ворот Лаунг, что тянулась на сотни локтей — от округи Хо до Тхюи.

Опустел и слоновий загон у пагоды Бадань. Пять могучих боевых слонов — господин Эт, господин Киен, господин Кыонг, господин Вень и господин Ку — тоже ушли из города. Погонщики получили приказ доставить слонов в Тхайнгуен, откуда они должны были таскать бревна для постройки новой столицы. Ни один из слонов не вернулся назад.

Но праздник в храме Бронзового барабана отмечали, как было принято испокон веку, потому что в этот день оживали погребенные под повседневными горестями и заботами надежды людей на лучшее будущее.

Среди тех, кто нес сегодня носилки, не было Тьы.

И среди девушек, выносивших угощенье носильщикам, не было видно Ха.

А потому и незачем вести подробный рассказ о праздничном шествии…

Сразу после Нового года прошел слух, будто купец Эн вернулся сюда погулять и повеселиться.

Вот уже несколько поколений его семейства торговали с мастерами, делавшими бумагу, что жили, как говорилось тогда, «в трех деревнях Иентхая, четырех деревнях Нгиадо». Какую только здесь не выделывали бумагу! Глянцевую и тщательно отбеленную — ее из деревни Нге поставляли для императорского двора; дешевую, сероватую — из Иентхая и Хо, — ее продавали в Ханое, в Веревочном, Квасцовом и Бумажном рядах. И каждая община старалась заполучить побольше коры с реки Тхао, которую доставлял купец Эн. А потому, если девушка из здешних выходила замуж за торговца корой, брак этот считался полезным и выгодным для всей общины. И многие семьи, где были дочки на выданье, мечтали заполучить в зятья купца.

Сперва отец с матерью уговаривали Ха. Она плакала, вспоминая Тьы. Ведь он обещал вернуться. Когда же он наконец придет с ружьем, спасет ее и заберет отсюда?

Но время шло, а Тьы все не являлся. И Ха решила расстаться с жизнью.

Она пришла к Западному озеру. Только сейчас, стоя на берегу, Ха поняла, что давно уже наступила весна. Южный ветер приносил с озера запах недавно распустившихся лотосов; листья их колыхались на воде, словно рассыпанные кем-то зеленые монеты.

В памяти Ха неожиданно всплыло предание о золотом храме. Тихая, грустная мечта о призрачном чуде, о далеком несбыточном счастье овладела всем ее существом. Она встала, подобрала подол юбки и вошла в воду. Зыбь, колыхавшаяся вокруг ее ног, играла золотыми бликами, а в темной глубине ей виделся все ближе и ближе сверкающий храм. И она, околдованная мерцающим видением, брела все дальше и дальше от берега.

Когда мать хватилась Ха и выбежала на берег, она увидела дочь, бредущую по воде.

— Доченька! — заголосила она. — Остановись!.. Неужто ты причинишь нам такое горе?!

Ха, услыхав ее голос, повернула назад.

Она очнулась от грез. Дочерний долг и любовь к родителям удержали ее от самоубийства. Но с того дня Ха не произнесла больше ни слова, словно навсегда лишилась дара речи. Глаза ее стали сухими, а взгляд — спокойным, но холодным и отчужденным. И тогда родители и соседи решили, что блажь ее прошла. Ха отвели к реке и посадили в большую лодку. Люди, толпившиеся вокруг, шумели и кричали, словно тащили купленную для праздника свинью. Так вышла Ха замуж за богача и уплыла с ним вверх по реке.