— Кхе-кхе… А в чем дело?
— Давай-ка подденем вон ту старуху Бакланиху.
Мозгляк выглянул из своей дыры, покосился на птицу и спросил:
— Эту почтенную пышнотелую Бакланиху, что стоит у моего дома?
— Ага.
— Нет уж… Кхе-кхе… Увольте. Припадаю к вашим стопам всеми шестью лапками… Кхе-кхе… Вы лучше ее не трогайте. Как бы она вас…
— Она Нас — что?.. — заорал я, выпучив глаза. — Да как ты смеешь? Мы — кузнечик Мен! Мы — самый главный! Мы никого не боимся!
— О дорогой Мен, вы… Кхе-кхе… Позвольте тогда мне бояться за двоих. А вы, пожалуйста, развлекайтесь без меня.
Я отчитал Мозгляка как следует.
— Эх ты, олух! — сказал я в заключение. — Смотри, как Мы сейчас допечем эту старую тушу.
Дождавшись, пока Бакланиха отвернулась от моего Дворца, я запел язвительно и звонко:
Бакланиха решила, будто голос раздался прямо из-под земли, сперва растерялась, а потом взмахнула крыльями и чуть было не улетела, но через минуту пришла в себя, вылупила глазищи, угрожающе растопырила крылья и, раскачиваясь из стороны в сторону, двинулась к моему Дворцу.
— Что там за дрянь, — приговаривала она на ходу, — поносит Нас?.. Что за дрянь поносит Нас?..
Я тотчас юркнул во Дворец, прошествовал в спальню и улегся, скрестя руки и ноги на роскошном ложе. «Сердишься, старая туша, — думал я с удовольствием, — ну и сердись на здоровье! Хоть расплющи свою тупую башку, а во Дворец тебе не пролезть…»
Но тут случилась беда — себялюбец, каким я был тогда, конечно, не мог ее предвидеть.
Не заметив меня, Бакланиха углядела зато Мозгляка, торчавшего у своей норки.
— Ты что сказал, мерзавец? — заорала она.
— Полно вам, почтеннейшая, я ведь и рта не раскрыл.
С этими словами он кинулся в норку.
— Отпираешься, да? Вот тебе!.. Вот тебе!..
И после каждого «вот тебе!» Бакланиха клевала Мозгляка в спину. А клюв у нее был как железное шило — хоть землю насквозь протыкай. Она двумя ударами перебила Мозгляку кости, и он заверещал от нестерпимой боли. Даже я в подземной своей спальне съежился и не дышал от страха. Ну а Бакланиха, отведя душу, почистила перышки, взлетела и опустилась на воду, нимало не задумываясь о содеянном зле.
Когда она улетела, я осмелился выползти из Дворца. Увидав меня, Мозгляк заплакал навзрыд.
— Что случилось? — задал я нелепый вопрос. — В чем дело?
Мозгляк не в силах был даже подняться. Он лежал пластом. Я опустился на колени и приподнял его голову.
— Ах, — сетовал я, — кто же мог знать, к чему приведет невинная шутка? Я раскаиваюсь! Я от души сожалею! Неужели вы умрете из-за моего безрассудства?! О, как искупить мне ужасную эти вину?!
Ответ его, признаюсь, ошеломил меня.
— Чего уж там, — сказал он чуть слышно, — я все равно был больной и хилый, потеря невелика. Но прежде чем закрыть навеки глаза, я хочу предостеречь вас: знайте, бессердечность, невежество и себялюбие рано или поздно бывают наказаны. И вам…
Тут он испустил дух… Я очень жалел о нем. Жалел и раскаивался. Ведь не вздумай я задирать Бакланиху, с Мозгляком бы ничего не случилось. Да и меня самого, честно говоря, спасла лишь резвость ног; не скройся я вовремя во Дворце, мне бы несдобровать. Вот уж всем глупостям глупость!
Я похоронил Мозгляка на пышной зеленой лужайке. Насыпал над ним высокий могильный холм и долго еще стоял в молчании у его надгробья, размышляя над первым уроком, который дала мне жизнь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Нежданные приключения. — Я становлюсь забавою ребятишек. — Жук Сиентаук дает мне новый урок.
Я привыкал взвешивать заранее свои поступки. Мне ли было не знать, как важно вовремя уяснить себе грань между какой-нибудь безрассудной выходкой и тщательно обдуманным поступком. И я чувствовал, как на меня снисходит покой. Увы, эти безмятежные дни продолжались недолго; правда, сейчас я затрудняюсь назвать какой-то определенный срок. А потом словно вихрь нагрянули, закружили меня и унесли прочь самые невероятные приключения.
Это случилось в начале лета. Как-то поутру я завтракал недалеко от Дворца свежей молодой травкой. Вдруг в конце Нашего Луга показались двое мальчишек, один нес длинную палку, второй — ведерко с водой. Я пригнулся и, стараясь слиться с травой, добрался до Дворца и скрылся.
Почти тотчас над головой у меня загрохотали шаги, и я услыхал разговор мальчишек:
— Та-ак… Есть!
— Ну как?
— Здесь мы не прогадаем. Вон гора свежей земли.
— Ага. Ишь, сколько земли нарыл. А следов-то, следов! Прямо все истоптано. Ну-ка, давай сюда нож. Я расковыряю нору, а ты лей воду, вон туда. Быстрей, пошевеливайся!