Западный рубеж

Я-то решил, что номер «двести четыре» все поймет правильно, испугается — среди телефонисток дурочек не держали, а эта поинтересовалась:

— А куда подойти? В чека или к вам домой? Только у меня дежурство до двенадцати.

— Куда удобнее, туда и подходите, — устало буркнул я. — А меня теперь с особым отелом дивизии соедините. Только я номер не помню.

Ладно, хрен с ним, неважно, кто про невесту болтает. В конце концов, не велик секрет. Вон и Аня Спешилова знает, да и прочие бойцы, кто со мной в Москву ездил.

— Соединяю.

Увы, Мошинского на месте не оказалось, а его заместитель самостоятельно вопрос решить не мог. Обещал, что как только начальник появится, немедленно перезвонит. И пожелание отдать задержанного Карбунку в губчека тоже передаст.

Да, а Карбунка — это имя или фамилия?

Мысли перешли на разговор с начдивом. Жалко Терентьева. Будь я пьющим, самое время открыть бутылку и выпить грамм пятьдесят за упокой бывшего подполковника и красного командира. И чего это на него накатило? Может, останься Витька Спешилов в бригаде, то комбриг бы остался жив? Накатило, пошел поговорить с комиссаром, и все прошло. Может и так. Впрочем, что толку гадать. О причинах теперь уже никто не узнает.

Пока думал, в дверь застучали. Дежурный засунул голову в дверной проем:

— Товарищ начальник, там этот пришел, как его… Этот… радист.

— Запускай.

Сегодня радист был бледен, и хмур. Из глаз исчезла легкая насмешка, бывшая в них в прошлый раз.

— Можно закурить? — поинтересовался Новак.

Я, мысленно скривившись от слова «можно», кивнул.

Новак, сидел не вразвалку, а как положено в кабинете начальника губчека — на краешке стула.

— Не знаю, с чего и начать, — грустно произнес радист, прикуривая новую папироску от старой.

— А вы начните с начала, — посоветовал я. — Вот, вам удалось отыскать радиостанцию в Петрограде, вы начали передавать радиосообщения…

— Так мне и отыскивать не требовалось, — пожал плечами Новак. — Частоты радиостанции Балтфлота я еще в восемнадцатом году узнал, до интервенции. Потом, когда товарищи подпольную организацию создали, Серафим Корсаков меня спросил — сможешь товарищам в Петроград сведения о передвижениях белых передавать, не забоишься? Я даже обиделся — я же с пятнадцатого года в сочувствующих большевикам состою, чего это забоюсь? Вот начал я через день радиограммы передавать в Петроград. Оттуда на меня уже Разведупр вышел — он на других частотах, чем штаб. Потом, когда наши Архангельск освободили, мне с Разведупра радиограмма — продолжай передавать сведения, но о передвижении РККА. Я сам в удивлении — зачем, мол, если они наши? А мне ответ — дескать, товарищ Троцкий сомневается, не обманывают ли его? А то отрапортует Архангельск о том, что бригаду отправил, а на самом-то деле один батальон пошлет. Товарищ Троцкий хочет правду знать, а мы с вами, вроде как красные контролеры в войсках. Тут я и подумал — и впрямь, могут товарища Троцкого обмануть, а ему надобно все знать, чтобы из первых рук. И мне товарищ Стацкевич из Разведупра радиотелеграмму отбил — мол, товарищ Новак Павел Августович является сотрудником Разведывательного управления РККА. Но все это держать в тайне. И ни чекистам, ни капитану о том не говорить.

Новак замолк, потянувшись за очередной папироской. Руки тряслись, но гость сумел-таки закурить.

Я не мешал парню выговориться, восхитившись работе этого Стацкевича. Как же изящно «развел» радиста и начал получать сведения.

Стецкевич. Хм. Опять поляк? Да сколько же вас тут…

— А почему он сообщил вам свою фамилию? — спросил я.

— Так я попросил. Сказал, что так неправильно будет. Он мою фамилию знает, а его нет. А я должен знать, кому радиосообщения отправлять, пусть это и псевдоним. Он и сказал — Стецкевич. Не псевдоним, фамилия настоящая. Мол, доверяет мне. А он сам польский коммунист.

— А с чего вы решили открыться? — поинтересовался я.

— Задумываться стал, — признался парень. — После того как вы меня отпустили, прикинул: а к чему это товарищу Троцкому знать, сколько подразделений вышло из Архангельска, если ему проще о том в Москве узнать, по прибытию? А еще меня психологические портреты просили передавать. Мол, чтобы товарищ Троцкий знал — кого можно в командиры ставить, а кого нет. Я тоже подумал — нелепо как-то, если от моей характеристики зависит — поставят командиром или нет.

— И на многих отправил? — поинтересовался я.

— На начальника дивизии, на комиссара дивизии, — начал перечислять Новак. Посмотрел на меня, усмехнулся: — И на вас тоже отправлял, товарищ начальник губчека. Стецкевич вами очень интересовался.

— И что вы про меня сообщили?

— Молодой. Решительный. Скромный. Амбициозный.

— Ну, скромный и решительный — это да, а с чего это я амбициозным-то стал? — возмутился я.

— Так я вас лично не знаю, — пожал плечами радист. — Но говорят, что любит начальник губчека, чтобы у него все по струнке ходили. Мол, и губисполком под его дудку пляшет, и начдив. И хочет в Москву попасть, в большие начальники.

— Вот уж чего нет, того нет. И не помню, чтобы кто-то плясал под мою дудку.