Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика

Отелло — мавр венецианский
Один домишко посещал,
Шекспир узнал про это дело
И водевильчик написал.

Девчонку звали Дездемона,

Лицом, что круглая луна,
На генеральские погоны
Вдруг загляделася она.

Папаша — дож венецианский,

Любил папаша — эх! — пожрать.
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать.

Папаша — парень компанейский,

Вино бокалами глушил,
Был полон мудрости житейской,
Но только мавров не любил.

А не любил он их за дело,

Ведь мавр на дьявола похож.
И предложение Отелло
Ему, что в сердце — финский нож.

Был у Отелло подчиненный

По кличке Яшка-лейтенант.
Он на несчастье Дездемоны
Был злой и подлый интриган.

И вот в семье случилась драма:

У ей платок куда-то сплыл.
Отелло вспыльчивый был малый,
Жену в два счета задавил.

Ой, девки, девки, заглядайте

Подальше вы носов своих.
И никому не доверяйте
Своих платочков носовых.

^{Молодость всегда брала свое. 1956 г.}

Эта песня, видимо, вызвала какие-то смутные ассоциации у Кузнецова, потому что он, отложив гитару, сказал:

— Не только там, в Венеции, был Яшка-лейтенант, подлый интриган, но таковой есть и у нас в Багерово. Это не менее подлый Левка-интриган. И тоже — лейтенант, тогда как мы так и остались младшими. Это я о тебе, Левка Рожков. Подвел нас под монастырь, а сам остался в стороне.

Кузнецов угрожающе поднялся из-за стола и направился к сидевшему на углу Рожкову. Тот удивленно выпучил глаза, вытер вспотевший лоб и закричал:

— Я то здесь не причем: вы сами в городе затеяли драку, за которую и пострадали. А я в драке не участвовал.

— А из-за кого драка случилась? Из-за тебя да из-за твоей тощей девки, которую мы хотели защитить от местных кавалеров. Ты-то успел до прихода патруля скрыться со своей стервой, а нас, как последних салаг, повязали и отправили в комендатуру.

Воспользовавшись паузой, бывалый Витя Караванский предложил спеть нашу факультетскую песню, сочиненную на лагерных сборах в Воронеже. В ней воспевался незабвенный преподаватель по сопромату Павел Пименович Иванов, человек строгий и радостно-принципиальный. И он запел баском, склонив вперед крепкую голову:

Факультетская песенка

В нашем вузе, в нашем вузе дядя Паша,
Красота и гордость наша.
И все студенты говорят,
Что Иванов чудаковат.

Припев:

Пал Пим, Пал Пим, Пал Пимич,

Я расскажу вам без прикрас.
Пал Пим, Пал Пим, Пал Пимич,
Я по ночам не сплю, все думаю о Вас.

Мой товарищ, мой товарищ, как-то сдуру,

Начертил не ту эпюру,
Тринадцать раз ее сдавал,
А Иванов его все гнал.

Припев.

Если вы, да если вы у Иванова,

Пересдать хотите снова,
То я скажу вам наперед,
Что этот номер не пройдет.

Припев.

Если с нашим Ивановым ты поспоришь,

Чепухи ему напоришь
Тогда услышишь ты слова,
Что это — плохо, это — два.

Припев

Если, друг, задачу ты передираешь,

Ничего не понимаешь,
То понапрасну лоб не морщ,
Все — трынды-брынды с маком борщ.

Припев.

Песню, как всегда, спели дружно и с энтузиазмом. Я привожу ее полностью, так как хотелось, чтобы новая поросль студентов ХПИ помнила, что был когда-то такой доцент Иванов, прекрасный специалист, щеголь и весельчак.