Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика

— Это же совсем другое дело, — взглянув на текст инструкции, говорил Нырков и ставил подпись под документом. — Видно, что потрудился. Молодец! Я всегда говорил и говорить буду: над инструкцией надо работать много и аккуратно. Это тоже наша работа. И хотя наше главное дело стоит на стапелях, но о нем судят по сопроводительным документам. Никогда не забывайте, с чем и для чего вы работаете.

^{Двери тоже открывались вручную. 1956 г.}

Обычно рабочий день продолжался 8 часов. К девяти утра автобус привозил нас к сооружению, с 13 до 14 — обеденный перерыв, во время которого тот же автобус возил в гарнизонную столовую, и в 18 часов — конец рабочего дня. В авральные дни этот спокойный распорядок мог быть существенно нарушен. В такие дни не существовало ни суббот, ни воскресений, ни праздников. В эти дни сборочная бригада должна была собрать и оснастить несколько изделий. Итогом этих напряженных дней была работа, именуемая «перевалкой».

Само слово «перевалка» означало, что изделия надо было «перевалить» из подземелий арсенала на ремонтно-техническую базу аэродрома.

Одна из таких «перевалок» происходила следующим образом. Всю сборочную бригаду и другие спецслужбы поднимали ночью по тревоге и собирали в управлении объекта.

— Все собрались? Кого еще нет? — спрашивает Кирьянов, ответственный за сбор бригады.

— Бахарев встает. Редькин застегивает комбинезон…

— А где Дубикайтис?

— У него болит аппендицит.

— Вот сачок попался. Как с женой Баранова в кино ходить — аппендицит не болит, а на работу — болит. Я после операции на четвертый день уже ящики таскал. И ничего не случилось, — и добавлял: — Что-то невесело собираемся.

— Сейчас Пискарев придет, траванет пару анекдотов — сразу веселей станет.

В автобусе темно. Разговор не клеится: и спать не хочется, и говорить неохота. Забиваюсь в дальний угол автобуса.

Приходит капитан-лейтенант Пискарев, высокий морской офицер — балагур и весельчак:

— Молодая жена жалуется подруге, что ее муж пьет, — начинает он с порога. — «Если ты знала, что он пьяница, — удивляется подруга, — зачем же ты за него выходила?», — «Я понятия не имела, что он пьет, пока однажды он не пришел домой трезвый. Тут все и открылось».

Появление Пискарева вносит оживление, а его антиалкогольные анекдоты, как он их называет, пользуются успехом:

— «Алкоголь — источник всех бед в семейной жизни, — говорит лектор. — Сколько мы знаем случаев, когда жена покидает мужа, потому что он пьет».. Кто-то из зала спрашивает: «А вы не скажете, сколько точно надо выпить, чтобы она ушла?»

Народ охотно ржет и окончательно просыпается. Автобус подъезжает к управлению. У входа стоят командир части и начальники служб.

— Клепинин, Москвин, Редькин и Кочетков — на точку. Капитан Кочетков — старший. Остальные — на «перевалку». Сейчас подойдут еще люди! — узнаю по голосу майора Маркова.

Заходим в кабинет Филиппова. На диване, в креслах и на стульях сидят люди — в комбинезонах, ватниках, лыжных куртках и просто в полевой форме. Марков проверяет присутствующих по списку.

Снова садимся в автобус и едем к главному КПП, возле шлагбаума которого видны голубые фуражки. Наш автобус выпускают за зону без проверки. Он медленно поднимается вверх и въезжает в лес. Навстречу бегут белые придорожные столбики. Иногда появляются черные избы, в окнах которых тускло мерцают огоньки. Лучи фар вырывают из темноты высокий забор с колючей проволокой наверху, сторожевую вышку и КПП. Автобус въезжает во двор, загроможденный контейнерами, кабельными катушками, штабелями досок и подъезжает к железнодорожной платформе. Через оба пути перекинут портальный подъемный кран. Под фонарем на мгновение мелькнула фигура Филиппова в плаще и новенькой армейской фуражке.

— Несколько человек — за мной. Возьмем траверсу, — командует незнакомый мне офицер.

— О, прорезался первый начальник, — замечает Фаломеев. — У них там в «хохландии» все любят командовать.

Речь идет о майоре Дьяченко, который скрылся в темноте с полной уверенностью, что за ним идет несколько человек. Но пошли всего два, да и те растворились в темноте за ящиками.

— Автобус! Выходи все, если не хотите — несколько человек. Пора начинать! — снова командует майор.

Во двор заехал первый МАЗ с изделием в металлическом контейнере. Пресловутая траверса уже подвешена к крюку подъемного крана и опустила на контейнер четыре троса. Мухлынин и Клепинин цепляют их крюки к рым-болтам контейнера и докладывают: «Траверса закреплена!» И сразу же после команды знакомо заскрежетали цепи подъемных талей. Контейнер оторвался от борта грузовика, замер на несколько секунд и плавно поплыл в сторону открытой платформы. Первое изделие погружено.

Постепенно все нашли свою работу: кто сгружает контейнеры, кто крепит их толстой проволокой к платформе, кто прибивает брезентовые чехлы планками к доскам платформы, кто пломбирует углы зачехленного изделия свинцовыми пломбами. А потом все дружно вручную выкатываем платформу из-под крана за ворота на свободный путь.