Запах денег

─ Здравствуйте, Марк Борисович, ─ говорю я. ─ Очень рад вас слышать и спасибо за поздравление. Я вас тоже поздравляю, искренне и от души. Всего вам самого наилучшего в новом году. Пусть сбываются все планы, включая самые смелые и амбициозные. И, конечно же, огромного вам личного счастья! Думаю, все наши земляки поддержали бы меня и сказали бы вам самые тёплые и проникновенные слова благодарности за ваше доброе отношение и всемерную поддержку.

─ Ну, Егор, ─ смеётся Гурко. ─ Я смотрю ты уже готов к аппаратной работе, хоть сейчас тебя в дело запускай. Спасибо за поздравления. Молодец. Не зря мы тебя поддержали с товарищами, да?

─ Ваша поддержка, на самом деле, наиболее ценный актив, которым я располагаю.

─ Ну хорошо, я рад этому, ─ говорит он. ─ Про ситуацию с вашей с Новицкой инициативой ты в курсе, я думаю.

─ Да, в курсе, но надежду не теряю. Уверен, чем больше времени пройдёт, тем более важной она будет.

─ Ну, посмотрим. Надеюсь, ты прав. Мне ваша идея нравится, но решения не я принимаю. Ладно. Скажи, пожалуйста, ты когда планируешь в столицу приехать?

─ Я надеюсь, через несколько дней. Мне вот только нужно сессию сдать, я же студент. Как сдам, сразу прилечу.

─ Хорошо, не затягивай, пожалуйста. Тобой интересуется один человек. Важный человек, хочет познакомиться и сам посмотреть, что это за Брагин такой, о котором столько разговоров.

─ Ого… Разговоров? Я и не подозревал ни о каких разговорах. Надеюсь, я в них персонаж положительный?

─ Ты в них, скорее, тёмная лошадка, понимаешь? ─ усмехается Гурко. ─ Никто не знает, чего от тебя ждать.

─ А кто этот важный человек? ─ уточняю я. ─ Можете сказать?

─ Думаю, не стоит пока. В общем, ещё раз с праздником и позвони сразу, как приедешь. А приезд не откладывай, понял меня?

─ Да, Марк Борисович, понял.

Любопытно, конечно, кто это такой, что за шишка желает со мной «познакомиться» и для чего, собственно.

Я возвращаюсь за стол и вливаюсь, в общее веселье. Дядя Гена великодушно отказывается от шампанского в пользу дам, а сам налегает на «французский» коньячок.

─ Ну я ж и говорю, ─ соловьём разливается он, опрокинув очередную стопочку. ─ Она у меня… Лариска! Ты заканчивай пихаться, тоже мода, я знаю норму свою… Ну вот, она, во-первых, маленькая до чего командовать любила, но это я потом обскажу, ага, а тогда… это в первом классе что ли было? Доча, когда?

─ Ну, па-а-а-п, смущённо хмурится Наташка, но убрать с лица улыбку оказывается не в состоянии.

─ Да, что «пап», она же ж с самого первого класса, ага… короче, Егорка, она за тебя тогда уже хоть в огонь, хоть в воду. Мать-то жива была ещё, ну всё смотри, говорит, Гена, выбрала жениха себе. Вот, как в воду глядела. Так она что удумала, этот схватил пару что ли… или кол даже.

─ Двойку, да, ─ смеётся мама, ─ по математике, кстати.

─ Ну вот, ага. И ревёт такой на перемене, мол, родители накажут.

─ Сынок, ну мы же тебя никогда не наказывали, ─ качает мама головой.

─ Ну, он, значит, при своём мнении на этот счёт находился, ─ ржёт Гена. ─ И такой стоит, что делать не знает. А эта деловая была, нос задрала и вперёд, подходит к столу учительскому и прямо в журнале пару эту, значит, зачёркивает и рисует пятак и расписывается, пишет слово «завуч». И в дневнике ему тоже. Не, ну меня потом с Алёнкой туда, прямо к этому завучу и дёрнули. И давай песочить, а эта упёрлась, говорит, как ты сказала-то, если, говорит, придётся, я снова так поступлю. Ну ему вроде двойки-то перестали ставить после этого.

Все смеются, радуются, хохочут. Находятся в той точке праздника, когда алкоголь только начал действовать, шарахнул в голову зарядом эйфории и ещё не затуманил головы, и не разлился тяжестью. И ещё вся ночь впереди, ешь, пей всласть, радуйся жизни и люби всех.

Приятное чувство и я действительно всех до одного готов любить и прижимать к сердцу. Я смотрю на Наташку, прямо смотрю, открыто, будто картину рассматриваю. И она смотрит, но так, из-под ресниц, будто не смеет глаз поднять.

─ Наташенька, ─ просит мама, ─ я только уселась. Принеси, доченька, голубцы. Егор, помоги Наташе.

Мы заходим на кухню, и она двигает сразу к плите, но я ловлю её за локоть. Она останавливается, оборачивается и смотрит с таким же, наверное, выражением, как тогда, в первом классе, когда получала от родителей за то исправление в журнале.

В первом классе я её не знал. Жалко, конечно, но что же тут поделать. Она ведь тоже знала не меня, а какого-то другого, неведомого мне Егора Брагина…

Я притягиваю её к себе и целую. Сначала нежно, а потом прижимаю её сильнее и целую с ненасытной жадностью. Она отвечает, обхватывает руками и гладит мои плечи, шею и ерошит волосы на затылке. А потом, отпрянув, глубоко вздыхает, словно только что вынырнула с огромной глубины.

Она прикасается кончиками пальцев к своим губам и смотрит мне в глаза. А я смотрю ей в глаза и вижу, как они становятся влажными.

─ Голубцы, ─ шепчет она и улыбается.