Запах фиалки

Смысл похода? На этот вопрос Александр и сам себе затруднялся ответить. Что-то тянуло, влекло, дергало недосказанностью. Он уже пару недель собирался. Наконец сгреб себя в кучу и пришел. Теперь можно вдохнуть поглубже и подождать у подъезда.

Молодой человек свернул к лавочке на кованых ножках, сел и устало откинулся на спинку. Солнце светило так ярко, что хотелось зажмуриться. Саша прикрыл глаза и погрузился в воспоминания.

Сколько раз он выходил из дверей этого дома, довольный собой? Внутри еще кипели гормоны, глаза слезились от выпитого накануне вечером, в голове царил приятный хаос. Тогда он не замечал, что его обычно старались выпихнуть пораньше, поскорее избавиться от надоевшей игрушки. Только изредка удавалось остаться и выйти в новый день вместе.

Повод расстроиться? Да нет. Его и самого устраивала необходимость в одиночку возвращаться в свой обжитой мирок, где не было места обременительной чувствительности.

Любовь? Нет, конечно, нет. Тогда было не до нее. Да и в принципе Калачев не слишком отдавал себе отчет в том, что это такое. Любовь казалась чем-то само собой разумеющимся. Приятным дополнением к продуманным решениям и союзам. Сейчас все чуть-чуть иначе. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы понять главное. То самое, что Саша хотел донести до людей, которые таращились на него через объективы камер. Вряд ли они его поняли. Но попробовать стоило.

Мысли Калачева снова вильнули, возвращаясь к двери подъезда. Вот, скоро она распахнется, и выйдет женщина, ради которой он и приперся сюда в такую рань. Обрадуется она ему? А с чего бы? Он не знал даже, как сам отреагирует, что почувствует. Их связывало так мало… и в то же время они и чужими уже не были.

Дверь парадного беззвучно открылась, и о плитку высокого крыльца звонко цокнул каблучок. Шпильки с набойками. Классика жанра. Ноги у нее всегда были красивые, да и все остальное соответствовало.

Александр усмехнулся, поднимаясь с лавки. Он повернулся и встретился глазами с Татьяной. Зрачки ее карих глаз чуть расширились.

– Вот тебе и доброе утро, – с легким удивлением проговорила девушка и остановилась перед молодым человеком. – Ну, чего скажешь?

Они долгую минуту смотрели друг на друга, будто изучая, выискивая подвох. Взгляд Тани ничуть не изменился – такой же счетчик Гейгера. Когда она на тебя смотрит, всегда складывается впечатление, словно тебя просвечивают, чтобы выявить уровень опасности. Да, ты права, что-то изменилось. Ой, как изменилось. Как тебе твой новый Калачев?

На самом деле Саша совсем не испытывал той уверенности, которую хотел продемонстрировать бывшей подруге. Наверное, ему просто хотелось, чтобы она увидела в нем то, чего раньше не было, что появилось совсем недавно. Чтобы поняла: перед ней другой человек. Только у него были большие сомнения насчет того, захочет ли девушка высматривать в нем это самое новое. Да и если бы всё-таки рассмотрела, не уверен, что это ей понравилось бы. Скорее даже напугало бы. Ну, тогда, может быть, остатки старого – тоже не такой плохой вариант?

Ему катастрофически не хотелось, чтобы всё закончилось. Даже такую непрочную и бесполезную по сути связь не хотелось потерять. Плавая безвольным поплавком в закипающем бассейне в пригороде Дамаска, Калачев хорошо запомнил чувство, которое никогда больше не хотел бы пережить. Чувство мгновенной потери тех, с кем ощущал связь. К кому прикипел душой. Пусть на короткое время, пусть не всерьез. Но когда нити стали обрываться одна за другой, Саша испытал такое опустошение, от которого и самому захотелось умереть. Прямо там, в грязной, потемневшей от сажи и крови теплой жиже.

Может быть, поэтому он и пришел к Таниному подъезду. Ниточку проверить.

– А что в таких случаях говорят? – услышал Калачев свой голос.

Таня приподняла бровь и пренебрежительно дернула плечом. На молодого человека повеяло холодом. Показалось даже, что зажатые в руке фиалки сморщились.

– Уже ничего, – твердо ответила девушка.

Журналист кивнул. Что ж, глупо было ожидать другого. Ему стало грустно. Терять кого-то всегда грустно. Но сейчас ниточка между ними обрывалась по собственной воле. Это было правильно. И почти не страшно.

Он протянул Татьяне букет и сказал:

– Тогда только это.

Когда девушка взяла цветы, Саша повернулся и зашагал прочь.

Солнце все так же лило с неба белое золото, которое брызгало на листья и тротуары. Прозрачный воздух звенел чириканьем птиц, растущим шумом проснувшегося мегаполиса, обрывками музыки из окон. Жизнь казалась желанно-привычной. Весь остальной мир ютится где-то там, за непостижимо далеким горизонтом.

Таня посмотрела, как ее бывший вышагивает по тротуару. Такой же болван, уверенный, что весь мир чем-то ему обязан. Цветы эти дурацкие притащил зачем-то… Первым порывом было выбросить их в урну у лавки. Но что-то удержало. Девушка снова взглянула Калачеву вслед, но его силуэт уже растворился в обжигающем потоке утреннего солнца.

И от бывшей любви не осталось ничего, кроме еле уловимого аромата фиалок.