— Открой. — Предлагает он, и я поднимаю крышечку. Внутри, на атласной подложке, лежат два кольца. Оба с гравировкой: «Любовь с раскатами грома. Дождь на двоих». Боже мой…
— Грэм, ты мерзавец, ты…у меня нет слов! — я зажмуриваюсь, но слезинки пробиваются в уголки глаз. Он надевает нам кольца и при соприкосновении рук, мы ощущаем легкое притяжение металла. — Что это? Магниты?
— Дизайнер предпочел оставить это в секрете. И перестань плакать.
— Да, дай мне пару секунд.
Но Грэм отнимает эти мгновения сбора духом и, поцеловав меня, кружит над полом. Раздаются звонкие аплодисменты, и сотрудники магазина выкрикивают пожелания любви. Я замечаю, что все они, знакомы с моим парнем, а значит, это продуманный сюрприз.
— Давай уйдем, прошу тебя.
— Дамы спасибо вам, что не отказались помочь. Стив, выходи со своей лазерной штуковиной, она все просекла!
Друг Грэма показывается из-за колонны и расплывается в улыбке. Я даю обманщику кулаком в плечо, а сама смеюсь и реву, как дурочка. Блондинка с сожалением разводит руками, а другие свидетели голливудской сцены, рассеиваются по своим рабочим местам и делают вид, что не причем.
— Предлагаю перекусить за углом, надо отметить помолвку. — Решительно настроенный Стив, следует на выход, волоча за собой небольшой чемоданчик.
— Это не помолвка! — голосим в унисон с Грэмом и торопимся за лохматым мужиком.
ГЛАВА 40. ЭПИЛОГ ГРЭМ
Осень наступает раньше положенного срока. Уже в сентябре, дни становятся мрачными и тягучими, а солнце одевается в блеклый плащ и со скучающим взором, посылает нам редкие теплые лучи. Я как обычно паркуюсь в школьном дворе и, не забыв зонт, выхожу из машины. Кто бы мог подумать, что долина Сан Фернандо, мало чем отличается от мегаполиса, где вечно низкие грозовые тучи, пропускают влагу, едва появляется такой шанс. Сезонные перемены погоды, редкость для этой местности, но уже восьмой год, я ничему не удивляюсь и по обыкновению запасаюсь теплыми вещами и проверяю крышу на наличие протечек. Мэй частенько устраивается в тени на качели и с обожанием смотрит на то, как я с поясной сумкой, чиню дом. В этом взгляде борются несколько желаний: от похоти до уважения, от нежности до ярой дикости. Люблю дразнить ее, держа в одной руке молоток, а в другой кусок черепицы. Так, мы находим баланс между безудержной страстью и душевной стабильностью. Между прыжком в пропасть и порханием под небесами. В похожие дни, я возвращаюсь во времена бурной молодости и снова ощущаю себя в амплуа Марона Джи. И чего только я грезил сценой? Пусть творческая способность, помогает развеивать тоску серых будней или веселит Мэй по ночам, когда я, прижимая ее к матрасу, буду бормотать о грязных сучках и тусовках в обкуренных клубах.
***
В коридорах тишина и я иду в учительскую, чтобы подготовится к уроку. Кулер с водой издает булькающий звук и воздушный пузырь, лопается под давлением жидкости. Я усаживаюсь за свой стол и улыбаюсь, смотря на фотографию в керамической рамке. Как же вырос Хайт Эплби, и преуспел в точных науках. Ничуть не уступает отцу Стью — заведующему отделением трансплантации. Уже в своем возрасте, Хайт завоевывает кучу медалей на международных олимпиадах по химии и биологии, а параллельно изучает космическое пространство. Дикси, что обнимает сына на снимке, выглядит гордой и уверенной в себе, точно также как Эмма, которая с годами, лишь похорошела и приобрела статус молодой бабушки. Мои родители, безусловно, выглядят иначе. Южный загар отца в тропической рубашке и мамины африканские косы, выделяют их из дружного коллектива. Не припомню, когда было сделан этот кадр, но точно, где-то между их путешествием по Индонезии и короткой зимовкой в штатах. Тогда мы с Мэй только-только узнали, что ждем Хоуп. Да, наверное, именно так.
Я скольжу взором к другой рамке и улыбаюсь настолько широко, насколько возможно. Мэй и Хоуп в больничной палате. Моя жена держит дочку на руках и поправляет розовую шапочку. А я там лишь частично — левая ладонь держит ребенка за ножку и запечатывает прикосновение в памяти.
— Доброе утро, Грэм. Как начало дня?
Брэнда Браннер, ставит сумку на стул и снимает жакет из легкой серой ткани. Оставшись в кашемировом джемпере, она расхаживает передо мной неспешным шагом, в надежде, что я все-таки замечу ее формы. А мне плевать. Думаю, Адам Джефферсон — преподаватель истории, с огромным восхищением, оценит продемонстрированные изящества.
— Привет. Что у тебя сегодня по расписанию? — я открываю ежедневник и проверяю свои записи. Брэнда наливает кофе и садится за большой, овальный стол в центре комнаты.
— Идиоты во главе с Трентом! Ненавижу этот класс. Они выворачивают мое нутро наизнанку!
— Брось, у парня период подростковой ломки.
— По себе судишь?