Запах лаванды

— Боже! Прекрати! Теперь я буду чувствовать себя кругом виноватой. Не оценила идею, испортила всем настроение… — упрекнула его женщина.

— Я вовсе не этого хотел, Камилла. Но нельзя же отсиживаться дома всю жизнь! — убежденно произнес он.

— У меня вовсе нет такого намерения, но и испытывать свою нервную систему на прочность я тоже не собираюсь. Если мне что-то представляется неприемлемым, я не стану этого делать. И все тут! Я взрослая, самостоятельная женщина. И если ты возомнил себе, что я нуждаюсь в твоей опеке, то ты ошибся. И чтобы разубедить тебя в этом окончательно, сообщаю, что когда обживусь в родительском доме, то подыщу работу в городе. А если окажется, что эти приступы паники мешают мне строить нормальную жизнь, тогда и стану думать, как с ними бороться. А теперь, прошу, оставь меня, Пити, я очень устала.

Пит Макдугл не обижался на это «Пити». Камилла Кэмпбелл оскорбительно коверкала его имя специально, потому что чувствовала себя уязвимой, несчастной. Это происходило тогда, когда ее собственная обида захлестывала все остальные чувства.

— И чем я тебя так заинтересовала, Пити? Уж не напрашиваешься ли ты ко мне в любовники? — саркастически осведомилась дерзкая Камилла, заставив Пита нахмуриться.

— Нет, конечно! Как тебе такое в голову могло прийти?

— Вот и не нужно этого, Пити, — настойчиво прошептала она, пристально глядя в его глаза. — Очень рада, что мы все выяснили. Не станем делать друг дружку дураками, сосед. Возможно, мне еще долго придется прожить в Уайт-Хилле, да и ты, похоже, никуда уезжать не собираешься.

— По-твоему, это единственный мотив, который движет мною в желании помочь тебе и твоей сестре? — обиженно возмутился Пит Макдугл.

— Мы справимся, Пити. Будь уверен. В жизни каждого человека бывают тяжелые периоды. Тебе ведь никто не помогал в известное время? — деликатно оговорилась Камилла.

Пит Макдугл не ответил на ее вопрос, поскольку самым честным ответом было бы признание того факта, что он до сих пор глубоко переживает предательство Дэбби. Однако ему в голову бы не пришло обратиться к кому-либо за помощью и поддержкой.

— Мне не нужна посторонняя помощь не потому, что я горда или мне нравится страдать и вызывать в окружающих сочувствие. Это не так, — с серьезным лицом четко проговорила Камилла, оставив свой недавний насмешливый тон, так задевавший Пита. — Я не хочу зависеть от посторонней помощи. Я обязана самостоятельно взять свою жизнь в собственные руки. Должна быть уверена, что устою, если вновь останусь одна. В конце концов, я не вынесу второй потери, даже если она и не будет столь трагической. Я хочу почувствовать силу, которую от меня отняли эти варвары.

— Силу? — удивленно переспросил Пит.

— Да, силу, — подтвердила Камилла. — Ты знаешь моих родителей, Пит. Тебе известен, их взгляд на вещи. Они с раннего детства внушали мне, что я хозяйка своей судьбы. Не жертва изменчивых обстоятельств или трусливый конформист. Я — обладатель доброй воли и просто обязана осуществлять ее в жизни. И я верила в это… Я и теперь верю. Но когда на твоих глазах на ночной улице убивают самого близкого человека, избивают тебя до полусмерти, кромсают твою судьбу ради пары сотен долларов в твоем бумажнике, то ты не имеешь в этот момент возможности мыслить глобальными категориями добра и зла. Ты взываешь о возмездии, которое судебная система превращает в фарс. И ты можешь почувствовать только собственное одиночество. Даже не тоску, не боль потери, не скорбь, не гнев и не злость — эти чувства очень быстро истощаются, если слишком часто к ним обращаться. Ты чувствуешь одиночество, всеобъемлющее, безысходное одиночество. Это как плот посреди океана. И ты понимаешь, что это самое честное, что могло с тобой произойти. А все остальное — обман, слепая удача, не более того.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что у меня нет причин жаловаться или страдать. Жизнь показала мне свой оскал. Но я осталась жива.

— То есть ты смирилась?

— Если ты думаешь, что я с утра до вечера задаюсь этим вопросом, ты ошибаешься. Я знаю лишь то, что нет способов вернуть Роберта к жизни.

Пит неподвижно стоял напротив Камиллы, не представляя, что еще сказать. Он догадывался, что она и не нуждается в его мнении и оценках. Пит не пытался ставить себя на ее место. Он догадывался, что ее утрата серьезнее его утраты вовсе не потому, что Дэбби жива, а Роберта больше нет. Он осуждал поступок Дэбби, потому что был уже далек от всяких пылких чувств по отношению к ней. Просто он был кровно обижен за брошенных ею сыновей и недоумевал, как мать могла совершить такое.