Запах медовых трав

— …Вот так штука, как же теперь ехать? — вдруг воскликнул водитель, высунувшись из машины и глядя вперед.

Небо стало совсем темным, плотные облака закрыли редкие звезды. Они подъехали к самому опасному участку дороги — здесь постоянно рыскали самолеты. Этот участок следовало проскочить как можно быстрее, но было так темно, что дорога тонула в сплошной глубокой черноте.

— Вот что… — сказала Хоан. — Я побегу впереди, и у вас будет ориентир — моя белая блузка!

Хоан мигом скинула куртку и выскочила на дорогу.

— Хоан, Хоан! — встревоженно крикнула гостья.

Но фигурка в белом — живой фонарик — уже замелькала перед машиной.

Машина медленно, но упрямо продвигалась вперед. Уже стали видны железные фермы моста, на косогоре поскрипывали тачки и подвесы на коромыслах.

Старик с белой, выделявшейся в темноте бородой тащил на плече большую связку каких-то планок, по-видимому все, что осталось от его разрушенного дома. Когда кто-то из шедших рядом спросил его, куда он несет все это, старик в сердцах плюнул и с ненавистью сказал:

— Чтоб им пусто было! Небось, если б на землю их предков кто посягнул, им бы это не по нраву пришлось!

Чем ближе к мосту, тем больше попадалось беспорядочно сваленных рельсов, шпал, камней, проволоки. То и дело раздавались удары молота, треск автогенной сварки, все вокруг было залито красноватым светом ацетиленовых фонарей. У въезда на мост дорогу машинам преградил военный.

— Фары зажигать только на мосту, как съедете — немедленно гасить!

Хоан проворно забралась в машину. Тускло-желтые блики фар освещали подрагивающие под колесами доски моста. Мост, горделиво изогнувшись гигантской змеей, перебросил свое гибкое тело через бурную реку. Железные фермы были сплошь исцарапаны, искорежены снарядами и осколками, и мост походил сейчас на раненого зверя, но его быки и фермы стояли гордо и непоколебимо, и нескончаемой вереницей шли по нему машины…

— Как он прекрасен! — восторженно сказала Хоан.

Гостья, не сдерживая своего волнения, высунулась из машины и смотрела во все глаза на проплывавшие мимо фермы.

— Грандиозно! — Каждая частица, каждая пядь металла, ставшего ржавым от влаги и от северных ветров, дувших здесь, казалось, были ей бесконечно дорогими. Она прижала руки к груди, словно стараясь унять сердце, слишком сильно бившееся от переполнявших его чувств…

Мост кончился, и через несколько десятков метров по обеим сторонам дороги пошли воронки от бомб. Фары погасли. Хоан хотела было снова спрыгнуть на дорогу, но в небе раздался шум мотора.

— Самолет!

Шофер резко затормозил. Хоан едва успела толкнуть гостью к обочине, как раздался взрыв.

— Ложись! — крикнула Хоан и, метнувшись вперед, укрыла своим телом гостью. Голова плотно прижата к голове, руки закрыли руки…

— Нет, нет! Хоан, пусти, я сама! — пыталась высвободиться гостья. Может, она хотела своими глазами увидеть бомбардировщики, а может, посмотреть на красный пунктир трассирующих пуль, выпущенных по ним, или просто боялась, что из-за нее с Хоан что-нибудь случится? Она пыталась высвободиться, и Хоан пришлось строго повторить:

— Лежите спокойно, правила охраны…

Ее слова заглушил грохот бомбы, разорвавшейся совсем близко, не более чем в двух даках[74] от них. Сразу же запахло паленым, сверху посыпались камни, комья земли, дверца машины распахнулась словно от порыва ветра.

— Ой! — стиснув зубы, вскрикнула Хоан, что-то острое ударило ее в спину, и она почувствовала боль.

— Тебе больно? Хоан, отвечай же, тебе больно? — встревожилась гостья.

— Ничего, ничего.

На мгновение Хоан забыла и боль и то, что вся она засыпана землей и пылью; она думала только об одном: гостья приехала из дружественной страны, а дружбу нужно уметь защитить, ведь это и поручили Хоан. Почему эти мысли пришли ей сейчас в голову, она и сама не знала. Мама, это твои глаза пристально смотрят на меня, ты тревожишься, конечно, но ведь ты и гордишься мной, правда, мама?

Камни и комья земли перестали падать.

Хоан поднялась, протянула гостье руку и спросила у людей, подбежавших со стороны моста:

— Как там?

— Трое раненых, уже пришла санитарная. Видно, опять хотели ударить по мосту, да промахнулись, попали в дорогу. Чтоб им пусто было! Днем бомбят, ничего не получается, так теперь еще и ночью повадились.

Хоан взглянула на гостью, у той лицо было забавно вымазано землей. Хоан порылась в кармане, вынула маленькое зеркальце.

— Как красиво!

Обе рассмеялись, и стали торопить друг друга, надо было ехать, чтобы поспеть к месту ночлега до полуночи. Хоан посветила фонариком: на машину было больно смотреть, дверца погнута, фары выбиты, на крыле большая вмятина от осколка. Но мотор работал без перебоев, значит, можно ехать дальше.

— Чуть помедлили бы, и нам крышка. А ты молодец, быстрая! — повернулся водитель к Хоан.

Гостья потянула Хоан за руку, приглашая сесть рядом с ней, на заднее сиденье.

— Тебе больно, Хоан?

— Нет, совсем не больно!

Гостья повернула Хоан к себе спиной, подняла блузку и посветила фонариком: на лопатке чернело огромное, величиной с кулак, пятно.

— Нужно немедленно растереть! — вскрикнула она. — Где санитарная сумка?