Запах медовых трав

Луна ушла, и родилась новая луна, покуда носильщики мео воротились восвояси. Не хватало только одного человека — племянника Кама. Все эти десять дней он даже рта не раскрыл и не сказал Каму ни слова. Но Кам видел, что племянник о чем-то думает и вид у него хмурый, неприступный. Кам сказал себе: «О чем это он так задумался? Почему он больше не распевает свои песни и даже шутить перестал? А, бывало, ведь пел так, что сердца девушек мео загорались огнем. Может, он пал духом? Я вскормил и взрастил его, а он опозорил меня!..»

Однажды утром племянник сказал Каму:

— Дядя, я все решил, я ухожу делать Революцию.

— Народные носильщики тоже трудятся ради Революции.

— Нет, я пойду совершать Революцию вместе с солдатами.

И он ушел.

Вот когда Кам почувствовал, как он одинок, и нет у него ни родных, ни близких. Кам вырос, словно одинокое дерево на лугу. Без отца и без матери. И племянник Кама тоже рос без родителей. Едва он родился на свет, как сразу осиротел. Кам кормил его, растил, а сам позабыл и жениться. Потом Кам ушел за Революцией. А когда вернулся, снова стал жить вместе с племянником. И вот теперь племянник ушел. Кам опять как одинокое дерево среди диких трав. Когда Кам возвращался с фронта, он шагал по беловатым кручам перевала Кеоко и думы его были тревожны, как никогда. Он то грустил и печалился, потому что племянник его покинул, то радовался: ведь парень будет солдатом Революции, а много ли их среди мео. Мысли Кама метались, словно ручей, когда, налетев на завалившие русло каменные глыбы, он ищет выхода и наконец, поднявшись, заливает берега.

Вскоре Кам стал еще и партийным секретарем Налыонга. Дел сразу прибавилось: тут тебе и снабжение солдат, и партсобрания в уезде, и расширение производства…

Дожди приходили, дожди уходили и возвращались снова…

И вот в один прекрасный день племянник вернулся. Он сказал:

— Знаешь, дядя, врагам пришел конец. Теперь я буду работать для Революции здесь, в нашей общине.

Он стал связным уезда. Его назначили связным, потому что в армии он научился грамоте. И ум у него был светлый, как и раньше. Он свободно читал любые газеты и документы.

— В этой бумаге, — говорил он Каму, — написано: «С уважением посылается Ли А Фу, восемнадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Уездный Исполнительный комитет почтительно приглашает Вас…» Вот газета для Ло Ван Нама. Запомнил?.. Видишь, передовая статья «Американские империалисты продолжают вмешиваться…»

Взяв в уезде почту, он обходил все общины. Каждый раз, когда вспоминали о нем, Кам говорил:

— Этот товарищ — уездный работник. Он всегда очень занят. У нас в уезде ни больше, ни меньше как двадцать четыре общины, и у каждой свое название. И он любое название может прочесть без единой ошибки.

Посмотрев надпись на конверте, связной тотчас отправлялся в ту общину, где находился адресат. А ведь до ближайшей общины было тридцать километров, да еще приходилось перебираться самое меньшее через два перевала. Ничего не скажешь, парень — отличный ходок, любая дорога ему нипочем. Во время дождей вода поднималась и выворачивала такие деревья, что и впятером-то не обхватить, а он все равно умудрялся перебираться через поток. Случалось, он влезал на высокое дерево и перепрыгивал на другое, как обезьяна. Он мог за один переход отмахать километров двадцать по горным тропам — лошадь и та не прошла бы больше. Он говорил Каму:

— Придет время, партия пришлет машины, которые пробьют горы и проложат дорогу. Тогда уж я буду развозить почту на велосипеде.

А Кам отвечал, улыбаясь:

— Ишь ты, размечтался…

Но был у племянника один серьезный недостаток. Скорее всего, в уезде ничего об этом не знали. Кам-то, конечно, все знал, но ему было жаль парня, и он все не решался отругать его. По весне связной всегда плохо работал. Едва на склонах гор, утопавших в белом тумане, распускались лиловые цветы, связной задерживался в дороге, будто цветы эти цеплялись за его ноги и не давали ему прохода.

Он засовывал газеты и письма за ремень рядом с длинным ножом, широкое лезвие которого отливало синевой, сходил с тропинки и брел напропалую по склонам, собирая цветы. И путь его удлинялся вдвое против обычного. Дядя-то видел его насквозь и знал: он собирает цветы для девушек. Не иначе как парень заглядывает в какую-нибудь из деревень вон за той зеленой горой, а там снова затыкает за ремень свою почту, пляшет на одной ноге, играет на рожке и дарит цветы девушке мео: жаль только, что Кам не знает ее в лицо. И каждый год он влюбляется в другую. Слезы девушек мео, горевавших из-за него или счастливых его любовью, наверно, наполнили бы до краев самую большую чашу, какую только можно купить на городском базаре, внизу на равнине…

И вот сегодня по вине племянника партийная газета снова запаздывает. Кам сидел на пороге, слушал, как поют птицы, и глядел на небо, синевшее над вершинами гор. Скоро стемнеет.

— Вот негодяй! — рассердился старик.