Запах медовых трав

Хоан догадывалась, что гостья тоскует по матери. Хорошая у нее мама, тревожится за дочку, а все же проводила в далекую страну, которая борется за свою свободу и счастье. Вот так же и ее мама — скучает по дочери, но сама отпустила ее… Материнское сердце — сколько в нем щедрости и благородства!

Гостья весело глянула на Хоан:

— Знаешь, ты очень похожа на розу: такая же чистая…

Хоан улыбнулась, в глазах ее заискрился смех, она хотела было тоже ответить шуткой, но гостья уже тихо читала только что родившееся стихотворение. Хоан слушала и то, чего не понимала, угадывала — села, винтовки, дорога, фермы моста и люди, ставшие такими близкими…

И Хоан представила, как там, где только что отгремел бой, встречают эти стихи, воспевающие любовь к жизни, — и ей вспомнился тот полдень, когда бойцы наперебой выпрашивали у мамы благоухающие розы: «Мне! Мне! Мне!»

Перевод И. Зимониной.

ДЕРЕВНЯ В ПЕСКАХ

Ночью прошел сильный ливень, но к утру небо очистилось и подул прохладный ветерок.

Во дворе, перед домом, где мокрый еще песок прилипал к ногам, закричал на яблоневой ветке петух, вытягивая вверх зубчатый и красный, точно цветок граната, гребешок. По обе стороны двора лоснилась под солнцем омытая дождем зелень деревьев аноны, чуть подальше, у мостков, темнели кокосовые пальмы, уже покрытые плодами. А еще дальше, за ними, тихо и плавно катила река, и такой она сейчас была серебристо-белой, что от этого блеска резало глаза.

Май, Зуен и мама обрушивали рис. Рис обрушивали в деревянной ступе, и по двору разносилось ритмичное глухое постукивание. Время от времени Зуен энергично ударяла рукой по верхнему краю ступы, и тогда зерна подпрыгивали и, совершив вихреобразное движение, снова падали вниз, в ступу. «Тук… тук… тук…» Петух, уловив запах только что очищенного риса, слетел вниз, поискал зернышки у ног Май и, распустив веером хвост, с громким криком удалился.

Отец только что вернулся с рыбной ловли и теперь, приподнявшись на носки, старался приладить сети к одной из балок под крышей.

— Гляди-ка, что надумал! — тут же окликнула его мама. — Неровен час, прилетят да бросят бомбу, тогда ни дома, ни сетей не останется. Повесь-ка лучше на пальму, целее будут!

— А ну тебя! Все-то ты наперед знаешь. Повесить на пальме, так сгниют под дождем и ветром, и останемся тогда с одними кооперативными сетями.

— Ладно, — засмеялась она. — Отдохни-ка лучше, успеешь этим после заняться.

Зуен стукнула ногой по ступе, подбросила горсть обрушенного риса на ладони и подула. Шелуха слетела.

— Уже белый, мама!

На тропинке, ведущей к дому, показались тетушка Хыок и тетушка Куэт. Они окликнули маму, и она заторопилась, заспешила им навстречу, все трое заговорили разом.

— Вот, беда, не иначе как что-то случилось, до сих пор их нет!

— Я целый котел супа наварила, стоит на кухне. Еще петухи не пропели, как готовить начала. Креветок, крабов, соуса — всего положила… Уж жду-жду…

— А я уже прошла по домам, собрала веток для маскировки. Господи, никогда они еще так не задерживались, как сегодня. И что с ними могло приключиться…

Мама зашла на минутку в дом за бетелем и тут же торопливо вышла.

— Пойду-ка я на дюны, погляжу, — сказала она, устремляясь к воротам.

— Куда это она? — обернулся отец, он как раз закончил развешивать сети.

— На дюны, — ответила Май, — вместе с Хыок пошли!

— Вот непоседа, ни минутки на месте не сидит, — улыбнулся отец.

Улыбка делала его лицо удивительно простодушным, совсем как у ребенка, и сейчас, глядя на него, Май с Зуен тоже засмеялись.

Май слышала отрывочные фразы, которыми обменялась мама с Хыок и Куэт. Она хорошо знала, что это значит, ведь не впервой им было это томительное ожидание. По ночам сторожевой катер уходил на вахту в море. Утром он возвращался и останавливался у пристани на реке. И едва только-со стороны входа в канал раздавались знакомые гудки, как в деревне уже начинались радостные хлопоты. Но сегодня все было иначе. Катер до сих пор не вернулся, хотя был уже полдень. А вдруг и правда что-нибудь случилось? Ведь этой ночью был шторм, а самолеты врага развесили над морем осветительные ракеты. Встревоженная Май, побросав впопыхах все как попало, бросилась следом за женщинами.

Вдоль всего берега, у бонов и под пальмами, стояли группки людей. Сюда и так по большей части приходили пожилые женщины, сейчас же молодых вообще не было видно, в это время они уже были заняты на работе. Женщины не спускали глаз со входа в канал. В той стороне виднелось несколько рыбачьих лодок, вышедших на промысел, с востока на север плыла, мягко колыхаясь, длинная лента облаков, а дальше вся гладь моря, сейчас такая синяя, была залита сияющим солнечным светом. Женщины, волнуясь, ходили взад и вперед, в глазах у них стыло ожидание. На тропинке, спускавшейся с дюн, показалась мама, она подошла к тетушке Хыок и расстроенно сказала:

— Ничего не видно, а ведь я очень высоко поднялась.

В глазах у нее стояли слезы.

Хыок, не в силах больше стоять спокойно, решительно направилась к дюнам:

— Пойду-ка теперь я посмотрю…