Про Тан А Шана и в самом деле шла слава замечательного охотника. Да и не только про него одного; у каждого парня в Миете, едва ему исполнялось семнадцать, уже было ружье. Жил в том селе один старик, очень искусный оружейник; принесите ему только стальную пластину, курицу да десять донгов — и через две недели станете обладателем великолепного ружья, ни в чем не уступающего настоящей боевой винтовке. А какие в Миете были охотничьи собаки! Небольшие, поджарые, быстрые, как вихрь, они могли гнать дичь по нескольку часов кряду. Увлечение охотой отучило от многих пагубных привычек — никто из парней в Миете не курил и не брал в рот спиртного, охотничье дело таких пристрастий не терпит. Зато и были здесь парни сильны, как тигры, ловки, как горные козлы, и красивы, как яркие перепела.
Но часто случается, что, увлекшись одним, забывают про все остальное. Так и парни из Миета — только охотой и бредили; днем искали в пещерах помет летучих мышей и жгли уголь из мелии — делали порох, а ночью с собаками отправлялись в лес и возвращались только к утру. Если охота была неудачной, сразу заваливались спать, а если удавалось подстрелить кабана или косулю, пусть даже самую маленькую, то никого не обделяли, всех приглашали пировать, и веселье это длилось долго.
Два села — Миет и Фиен — лежат совсем недалеко друг от друга; оба одну и ту же воду пьют — только Миет выше по течению Бегуньи, а Фиен пониже. Если поглядеть из одного села на другое — видны светлые соломенные крыши.
Однако людям из Фиена весенний урожай подарил по три тонны риса с гектара, а в Миете все съела засуха. Молодежь Фиена всегда занята каким-нибудь делом — то ирригационную систему налаживают, то лес насаждают, то стоки для воды делают, а то за чистоту своего села возьмутся. Вот недавно возле речки установили движок с приводом на десять киловатт, и теперь по вечерам отражаются в Бегунье веселые огоньки электричества. В Миете молодежи тоже много — как листьев в лесу, — но держатся они порознь, словно опавшие сухие листья, — один здесь, другой там. Правда, это не только их вина. Канбо в селе — все равно, что опорный столб в доме, все на нем держится, ну а в Миете как раз очень слабый канбо попался, да вдобавок и председателем кооператива у них пожилой мужчина, тихий, нерешительный, сам что-либо предпринять боится. Ну а если во главе движения не поставить подходящих людей, оно будет как перегруженная телега на подъеме, чуть что — и соскользнуть недолго. И соскользнули, конечно: весной слишком много леса выжгли, скот без присмотра бросили, план ирригации на бумаге остался… А тут еще старые обряды; думали, что уж навсегда с ними покончили, похоронили, можно сказать, ан нет — шаман За Нинь снова их вытащил на свет божий. И теперь что ни месяц, то готовится в Миете большое жертвоприношение.
Биену, отцу Те, это село много хлопот доставляло. Дня не проходило, чтобы он туда не наведался. В прошлом месяце собирали там молодежь.
— Что же такое получается, — сказал он на собрании, — у вас словно бы ничего и не изменилось за эти годы. На одной речке наши села стоят, и земли у нас одинаковые, и людей поровну, и в сноровке никто друг другу вроде не уступит, а глядите: в одном селе веселье да радость, точно в праздник, а в другом — уныние да тоска, как на похоронах.
Смутились тогда парни и девушки, притихли. А Биен обратился к Тан А Шану:
— Ну как, молодежный секретарь, скажешь нам что-нибудь?
— Очень охотой увлеклись, в этом вся беда… На охоте ведь как — сразу результат виден, а если пахать да сеять — потом ждать больно долго… — пробормотал тот.
Биен от души расхохотался. Очень уж ему понравился такой искренний ответ.
Потом Тан А Шан огласил постановление: юношам Миета теперь разрешалось ходить на охоту только в дни, свободные от работы, или в случае острой необходимости. Короче говоря, с жизнью перелетной птицы — сегодня здесь, а завтра там — предлагалось покончить.
Но разве можно одним духом избавиться от привычки, которая прочно въелась в тебя за долгие годы. Прослышав о том, что в Фиене кабаны повадились на маниоковые поля, Тан А Шан, не раздумывая, отправился туда. А теперь, после встречи с Те и ее братишкой, он вообще стал бывать там каждый день. Хорошо, что Биен вовремя вернулся, иначе Тан А Шан до сих пор пропадал бы на их поле.
Такой уж он был парень, этот Тан А Шан. Ему как раз сравнялось двадцать два года. Совсем маленьким остался он сиротой и рос в доме у дяди, а потому рано стал самостоятельным. В восемь лет ставил силки на голубей и куропаток, а в десять, захватив заступ, отправлялся добывать кротов, и получалось это у него не хуже, чем у любого взрослого. Прошло еще года два, и вот уже длинноногий, как аист, подросток забрасывал на заре сети в речку Бегунью. А когда стал совсем взрослым — любую работу мог выполнить и в труде был неутомим. В августе прошлого года у них в селе несколько дней было наложено табу на охоту. Шаман За Нинь заклинал:
— Если кто станет охотиться, придет тигр и загрызет наших свиней и кур!