Запах мысли

Как оказалось, далеко не все разделяли эйфорию Игоря. После доклада посыпались вопросы, из которых явно вытекало: поняли не все и не всё. Или сделали вид. А прозвучавший в вопросе-выступлении скепсис кафедрального профессора вызвал у Игоря что-то сродни недоумению.

Диссонансом прозвучало и выступление рецензента. После первых минут его спича Игорь понял: тот то ли не разобрался — не дошло, то ли шеф дал своему заму установку – топить, и теперь он ее отрабатывал добросовестнейшим образом. Поставленным преподавательским голосом Владимир Сергеевич разносил все в пух и прах, звучали сплошные «не»: неактуально, нет новизны, нет практического приложения, нет авторского вклада — одна сплошная компиляция. Вывод прозвучал безапелляционно: отчет представлять заказчику в таком виде нельзя, а потому кафедре следует напрячься и в кратчайшие сроки сварганить что-то более удобоваримое.

Кипя от возмущения, Игорь не сразу собрался с мыслями. Набросав на листочке тезисы, он ринулся в бой. Даже невооруженным глазом было видно, что Хоменко крайне не хочется дать ему выступить. Тот кивал, благодушно улыбаясь, дескать, да-да, вижу, потерпите немного, и всячески оттягивал этот момент, видимо, надеясь, что Игорь перекипит. Но не предоставить слово профессору все же не решился.

Возмущенный Игорь в выражениях себя не стеснял, от обычно рафинированной речи остались ошметки. В первую очередь досталось рецензенту. Игорь его обвинил в незнании предметной области, поверхностности при изучении отчета, ретроградстве, косности мышления и еще полудюжине смертных грехов. Не осталась без внимания и «группа поддержки» - откровенных прихвостней завкафедрой. Назревал скандал.

В углу, предвкушая драчку, возбужденно зашушукались аспиранты, но Хоменко недовольно покосился в их сторону, и они вмиг притихли.

После выступления Игоря дебаты развернулись с новой силой и пошли по второму кругу. Хоменко ввел в бой «резервы второго эшелона» — подхалимов с менее выраженным окрасом, которые в отличие от первых на людях вели себя гораздо с меньшим подобострастием. Теперь все внимание оказалось сосредоточенным уже на возмутителе спокойствия. Игорю поставили в вину и неколлективисткую позицию, и высокомерие по отношению к коллегам, и неуважительность к признанным авторитетам.

Как разит! Дышать нечем! Это же газовая камера!

В самый разгар аутодафе Игорь неуверенно поднялся, безуспешно попытался растянуть узел галстука, сделал пару нетвердых шагов и мешком осел на пол. Последнее, что он услышал, — истошное женское верещание…

Почти две недели Игорь провел в реанимации, затем еще две недели в кардиологии, а после выписки из больницы ему дали еще месяц на реабилитацию.

В больнице Игорь с удивлением отметил, что запахов в палитре заметно поубавилось. Пахло, как обычно: лекарствами, казенным бельем, подгнивающими фруктами из не съеденных передач. Первое время он этому тихо радовался.

Выходить после лечения на работу Игорь не спешил. Врачи не подгоняли, регулярно продлевая больничный, а сам он не торопился.

Дни напролет Игорь читал, что-то выписывал, обдумывал, медленно вышагивая по комнате. Но молчком, не комментируя. Домашние тихо удивлялись, однако с расспросами не приставали.

Но момент истины все же наступил. Когда участковый врач отказался в очередной раз продлевать бюллетень, Игорь не спорил, даже вздохнул с облегчением.

Придя на следующий день на работу, Игорь тут же написал заявление об увольнении и ушел, даже не забрав из стола свои вещи…