Запах напалма по утрам (сборник)

– Пал Петрович придет. Лично. С во-о-от таким шприцем. Если бешеный, кастрировать будем. Как кота, – шипела усмиренная сестра.

Имя грозного хирурга подействовало гипнотически. Мы поставили Люду на место. Она оправила халат и со злобным звоном вытолкнула тележку из палаты.

На следующий день на ней было платье. Под халатом.

А в наших трениках было свежо и спокойно.

Запах напалма

По выходным у нас с отцом была особая традиция: приходила воскресная газета, более толстая, чем в будни, и мы с удовольствием смотрели ее от корки до корки.

Тогда-то, в один из далеких дней, нам и попалось сообщение ТАСС о том, что американские войска применяют во Вьетнаме некое адское оружие под названием «напалм».

– А что такое напалм? – спросил я отца.

– Это такая специальная смесь горючих веществ. Если попадает на тело, не отдерешь, так и прогорает до костей.

– А зачем?

– Ну, а как ты сам думаешь?

– Чтобы убивать? – с ужасом произнес я.

– Да. Американское изобретение. Они это любят, изобретать. Химики, – заключил папа и перелистнул страницу.

– Папа, а чем он пахнет?

– Кто?

– Напалм.

– Бензином. Простым бензином, – нетерпеливо отмахнулся отец.

Теперь мне кажется, что сверху, чуть ли не из космоса, и нашу страну полили каким-то таким напалмом.

Ведь ничего не осталось. Ничего.

Все сгорело.

Часть II

Экзамен

Подгруппа стояла у Дубовой аудитории.

Обшитая светлыми панелями на сверкающих, хирургического вида винтах, с двумя пластиковыми колпаками в потолке вместо окон, она видела немало студенческих слез. Казалось, они текли между штативов и горелок бескрайнего академического стола, прожженного реактивами и покрытого двуслойным цветным пластиком, а по ночам легонько стучались в двустворчатые двери, дабы вдоволь поплавать по коридорам.

– Готов?

– Глаза видишь?

– А я вырубился полвторого. Все равно…

– Идет!

Академик Традесканский, крохотный изящный карлик со старомосковской дикцией, скользнул в Дубовую и затворился.

Скрипкин представил адское зрелище: вспархивающий на возвышение (почему-то в темноте) академик, злорадно потираемые ладони, треугольная улыбка демона.

– Заходите. Рассаживайтесь.

– Здравствуйте…

– Ну-с, готовы?

– А-а-а…

– Ясно. Берите билет.

– Номер семнадцать.

– Шестой.

– Четыре.

– Двадцать восемь.

– Берите листочки.

Традесканский откинулся на спинку и с сардонической усмешкой пробежал «Спорт-экспресс». Про его теннис было известно только то, что он не проигрывает мужчинам.

Скрипкин оглянулся на Обладаева. Их взгляды метнули по молнии отчаяния, и их суперпозиция, чуть протрещав в мокром воздухе, задела академический пиджак, отчего Монстр Горной Химии пошевелился на стуле.

– Списывать не стоит.

– А как же? – вырвалось у Скрипкина.

– Думайте. Кто готов, идите отвечать. Время не ограничено.

«Не ограничено!» – прошептал впавший в безумие Скрипкин. Вопрос в билете списку не соответствовал. Уравнение было диким, с семью членами, неизвестными оксидами, которых он не видел даже в учебнике. «Перепутал билеты. Это вопросы с Олимпиады. Надо сказать», – подумал Скрипкин и вместо этого предпринял вторую попытку уравнять бор с кислородом. Когда стало понятно, что уравнивать не по чему, он тоже откинулся на спинку стула и воспарил к переэкзаменовке, теряя стипендию по рублю в секунду.

– Готовы? – улыбнулся Палач.

Скрипкин неожиданно поднялся и пошел к столу, не обращая внимания на шиканье тех, кому придется следовать за ним с меньшей дистанцией.

– Так, что тут у нас…

– Слабодиссоциированные полиметаллические процессы в магматических средах.

– Слушаю.

– Слабодиссоциированные полиметаллические процессы в магматических средах… имеют ряд особенностей, – выдавилось из Скрипкина раздельно, почти по слогам. Он не знал, что говорить дальше.

– Несомненно, – приободрил погибавшего академик.

– В частности, ионный прессинг должен развивать большую активность слоев, в то же время…

– Должен или развивает?

– Развивает.

– Так.

– Одновременно с этим… слои нагрева образуют нерасторжимые комплексы коры пленок с коэффициентом больше ста пятидесяти единиц…

– Ну-у-у… – с сомнением покачал головой Традесканский.

– Так… в книжке.

– В книжке! – вскинулся академик. – Вы представляете себе, что значит полторы сотни? Магний, марганец, кобальт в лаборатории – одно, но там-то давление!

– Да! – закричал Скрипкин. – Давление! Превышающее по сумме тысячу, поверхностное распределение происходит по эквимолекулярной модели! – Эта фраза втемяшилась ему на какой-то давней лекции.

– Ага-а-а… Помните. Ну, расписывайте модель.

Скрипкин сжал ручку и продавил листок насквозь.

– Модель!.. – шептал он, рисуя слои, уснащенные миллионом черточек фактуры. – Постадийное перемешивание…

Он рисовал, бумага рвалась и расползалась. Академик следил за трясущимися руками.

– Так, и что? Здесь перемешивается почему?

– Равновалентные связи имеют особенности, – пробормотал Скрипкин. Мысль опередила речь.

– А в середине? По краям понятно, а в середине? Идите к штативу.

Он встал и пошел мимо всего.

– Разлейте реагент. Включайте мешалку. Теперь потенциометр. График куда идет?

– Прямая.

– Добавьте кислотного балансатора – куда идет процесс?

– Влево.