Медитация была приятной, никто не дергал, никто не заставлял мыть полы, идти гулять с собакой, отвечать на телефонные звонки от опостылевших вадиков и саш, идти на работу, подписывать ведомости, составлять и перепроверять отчетность. Мурлыкал что-то японское дорогой магнитофон «Санье». Трещало несколько изгоревших свечек. Одна и со всеми. Один и с миром. В щеку задувал сквозняк. Люда бдительно держала руку в карманах и думала о своем. В карманах катались монетки. Первое занятие заявлялось бесплатным, так что должно было хватить на обратный троллейбус. Люда приоткрыла левый глаз и увидела в углу подвала пеструю занавеску. За ней что-то зеленело.
Вот бы попасть отсюда, из слякоти этой, жути – на летний луг, на котором кто-то там щебечет, и пойти, пойти, думалось ей.
После вступительной части рассказывали о себе. Люда чувствовала внимательный взгляд учителя и неожиданно для себя сказала, что Добро у нас, русских, странное, будто тебе Зла хотят. Учитель оживился и после прохождения посвятительных практик и оглашения стоимости всех ступеней попросил ее лично остаться на дополнительное посвящение.
Зал медленно опустел, возбужденная женщина все еще задавала Мастеру вопросы, меча на Люду по-женски ненавистнические взгляды. Наконец и она ушла. Вернее, Мастер выставил ее за дверь, подпихивая в круп. Выпихнул и закрыл дверь на щеколду. Кажется, женщина что-то кричала Люде и Мастеру, в чем-то их заранее подозревала, но Люда так отогрелась мечтами о медведе, что не прореагировала.
Мастер обернулся к Люде и позвал за собой. Занавеска раздвинулась. Люда увидела штакетник. Обычный дачный штакетник, выкрашенный потрескавшейся зеленой краской. Он был косо прислонен к двуцветной стене и имел тот же отчаявшийся вид, что и пожарные инструменты полуэтажом выше.
– Что это? – спросила Люда.
– А это рейки, – буднично и вместе с тем торжественно сказал Мастер и резко отломил одну штакетину на себя. – Хочешь пятого уровня? Сразу? – Мастер прицелился и дал Люде штакетиной по голове плашмя.
– Ой, да вы что!.. – взвизгнула Люда. Голова загудела и стала жужжать. Восприятия в ней оставалось на самом донышке.
Мастер, уже с откровенно жестоким лицом, говорил о космосе и Добре. Он прицелился еще раз, и Люда поняла, что сейчас будет второй уровень. Но сил убежать уже не было.
Погром
Подвал, куда втолкнули Шрамова, после кошмаров улицы показался обетованным.
За батареей еще торчали стоптанные босоножки, и ему представились мирные утра в этом похожем на провинциальный ЖЭК помещении: скрипучий «струйник» пожевывает платежку, полусонный охранник замер над крупно набранным на желтоватой обойной бумаге сканвордом, мутный, казенный свет лежит на изрезанных столешницах. На стенах непременно глуповатые картинки с приколами, а с улицы пробивается рокот отбойных молотков…
Его втолкнули в забитую людьми подсобку. Боевик деловито запер за ним, и настороженные лица мельком осмотрели его. Из подпотолочного отверстия, забранного витиеватой решеткой, доносился то выстрел из «Мухи», шипящий и воющий, то редкая, словно испуганная издевательским эхом мегаполиса очередь.
Шрамов опустился на пол и припал затылком к отставшим из-за сырости обоям. Над ним плавно загибалась внешняя проводка с фарфоровыми пробками, не столько оптимистически подсказывая способы побега, сколько убеждая в неисповедимости судебных путей. Двое хасидов напротив молились, часто покачиваясь вперед-назад. Их понурые шляпы напоминали траурные цветы. Женщина с тремя детьми поджимала крупные ноги. Лысый в потертом костюме цыкнул и прикрыл веки, качая обескураженной и все предвидевшей головой.
– Молодой человек, – позвал он.
– Да?
– Мне неудобно вас спросить, но вы видите этих людей, видите меня, и я вас спрашиваю, зачем вы тут, потому что, зачем вы тут, я не понимаю. У вас местный вид, у вас та одежда, которая не могла бы, будь я местным, навлечь на меня никакого сомнения в том, кто вы есть. Так кто вы есть? – аж дернулся он поближе к Шрамову, заглядывая ему прямо в глотку.
– Я-то? – подчеркивая местность, откликнулся тот. – Да никто, в общем. Просто взяли на улице.
– Так что, теперь уже берут всех подряд? Они уже разобрались, что делать со взятыми?
– Им не нужно разбираться, – повеселелось Шрамову. – Вы же знаете, что такое погром, – с веселостью стала вкрадываться дрожь.
– Ну… – Престарелый врач комически надул губы. – Скажем так, читали… Вы нееврей, – веско заключил он.
– Нет, – подтвердил Шрамов.
– Тогда?..
– Брюнет. И без оружия. Для них – достаточно. Более чем.
Замолчали.
– Что-нибудь работает? – спросили с другой стороны, словно это могло что-то значить.
Шрамов обернулся:
– Три дня назад передавали обращение Русского Синдикалистского Фронта. Об изменении конституционного строя, что-то о вековом долготерпении и пощаде. Я не помню.
– Ну ладно, там всегда одни и те же слова, – пожевал губами подвижный рыжеватый финансист. – А что… скажем так, олигархи?