Читаем Запах полыни. Повести, рассказы полностью

А Тана, свернувшись калачиком, прижалась к нему, будто в конце концов нашла защиту от всех страданий. Ее нежное продолговатое лицо похудело за последние дни, пасмурный утренний свет наложил на него голубоватые тени. Тана спала, точно ребенок, который наплакался и наконец заснул, — она изредка всхлипывала во сне, прерывисто вздыхала, хмурила брови. Узаку стало жалко жену до боли. Ей, бедняжке, в последнее время приходится трудно. Их будущий ребенок уже бунтует, дает знать о себе, а тут еще все хлопоты по дому на ее плечах — поздно ложись, чуть свет вставай.

— Тана-а, да что ты там копаешься! Сейчас же вставай! — барабаня в дверь, закричала мать так, словно загорелся весь мир.

Тана вскочила, будто ее подбросили. Схватила платье.

— Мама, я сейчас… сейчас, — забормотала она, дрожа от испуга, и никак не могла попасть в рукав.

— Тана, ты полежи. Я схожу за водой, — сказал Узак и, поднявшись, ласково уложил Тану в постель.

Потом наскоро оделся: натянул брюки, сунул голые ноги в сапоги, прямо на майку надел ватник и вышел в переднюю.

— Мама, давай ведро. Я мигом принесу.

Что тут началось! Мама взвилась, словно наступила на горячие угли, разорвала в клочья небеса, разнесла в пух и прах горы. А бедную Тану похоронила под семью слоями земли, извлекла назад, на свет божий, похоронила вновь: и такая, мол, она, и сякая, и лентяйка, и нет у нее почтения к старшим… Слова ее свистели, точно пули, такие же безжалостные, разящие наповал.

Мать, всегда нежная и чуткая к сыну, теперь будто ослепла и не видела, как каждое грубое слово, сказанное о Тане, ранит его. И совсем уж ей было наплевать, что Тана тоже чье-то любимое дитя, выращенное в заботе и ласке.

После ее сегодняшней выходки он сказал себе: «Хватит, сыты по горло. Сегодня же отделюсь от родителей. Что бы потом ни случилось, но сегодня же переедем».

Он ушел, даже не выпив чашки чаю. Полдня искал квартиру, но люди повсюду ему отказывали — то ли не желали тесниться, то ли не хотели ссориться с его отцом. И только старый Жаппас предложил ветхий домик, в котором он раньше жил со своей старухой. Вид домика не вызывал особой радости, но все-таки теперь была крыша над головой, и Узак решился.

Прямо оттуда Узак отправился к председателю колхоза и попросил машину. И вот теперь он едет за Таной и своими пожитками.

«Так что же я скажу отцу?»- уже, наверное, в двадцатый раз спрашивал он себя.

— Приехали! — объявил шофер. — Только уж ты, Узак, не задерживайся. У меня времени в обрез.

Он остался в кабине, зевая во весь рот и поглядывая с любопытством на дом Узака, ждал спектакля.

В дом Узак вошел с бешено бьющимся сердцем.

— Узакжан, где же ты пропадаешь, сынок? А мы-то ждали тебя к обеду, — сказала мать с мягким укором.

Она свернула натеребленную шерсть, видимо собираясь его кормить.

— А где отец? — спросил Узак, заранее обмирая.

— Не знаю. Был только здесь, потом ушел куда-то по делам.

Мать подошла к печи, пощупала чайник.

— Еще не остыл. Умойся тепленькой водичкой, светик мой. Давай-ка я полью. — Она взяла чайник и уже другим тоном крикнула:- Тана! А ну-ка разогрей суп. Да поскорей! Неужто не видишь, что муж твой голодный?!

— Не нужно, мама, я не буду обедать, — заявил Узак. Он добрел до стула, стоявшего у окна, плюхнулся, будто принятое решение отобрало у него последние силы, и, глядя мимо матери, тихо сказал:

— Мама, мы уходим от вас.

Он хотел добавить по привычке «если разрешите», но подумал, что это теперь не имеет значения.

— Как это уходите? Куда? — опешила мать.

Она уставилась на него ошеломленно, потом перевела взгляд на Тану, появившуюся в комнате. Но жена и сама еще не могла сообразить, что к чему. Только почувствовала, что происходит нечто особенно важное в их жизни, побледнела, широко раскрыла глаза.

— Да, мы уходим от вас, — повторил Узак, обретая уверенность, потому что самый высокий барьер остался позади. — В общем, мы переезжаем, мама. Я человек самостоятельный и хочу жить отдельно. У меня своя семья. И вот теперь появился дом. Жаппас предложил нам времянку. — Он повернулся к жене:-Тана, собирайся поскорее. Машина у двора.

— Выпил хотя бы чаю, — предложила растерявшаяся Тана.

— Некогда! Шофер не будет ждать!

Узак шагнул к постели, скатал ее и начал связывать. Он прятал глаза от матери, у него бы не хватило мужества выдержать ее умоляющий взгляд. Он слышал, как она тихо всхлипывает, приговаривая:

— Сыночек, а отец?.. Отец-то… подождал бы отца…

Стараясь подавить в себе жалость, он прикрикнул на жену, которая стояла еще в нерешительности, испуганно поглядывая на свекровь.

— Пошевеливайся, пошевеливайся! Я же сказал: машина ждет! Оделась бы хоть!

Он кликнул шофера, вместе с ним разобрал кровать и отнес по частям на машину. Затем он погрузил постель.

— Кажется, все! — сообщил он шоферу.

— Э, стоило из-за этого гнать машину? Не мог перенести на своем горбу? — беззлобно пошутил шофер.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза