Читаем Запах полыни. Повести, рассказы полностью

У Данеша потемнело в глазах, он еле сдержал себя и не бросился на Кайрака. «Данеш, спокойнее, — сказал он себе, — гнев не доведет до добра, Кайрак только и ищет причину для открытой ссоры».

Несколько минут они работали молча, будто не замечали друг друга. Потом Данеш почувствовал, что под подошву его сапога что-то попало. Данеш отскочил в сторону, и тут же послышался довольный смех Кайрака.

— Заработался и чуть не выбросил тебя. Заодно со снегом, — сообщил Кайрак, очень довольный тем, что застал Данеша врасплох.

— Ну что ж, попробуй выброси! — усмехнулся Данеш, выхватил из саней вилы и взял их наперевес.

— Ага, ты так? — крикнул Кайрак и тоже схватился за вилы.

— Ну попробуй, попробуй, выброси, — вызывающе поддразнивал Данеш.

— Выброшу, вот увидишь.

Они топтались точно вокруг невидимой оси. А стужа еще больше подстегивала страсти.

И вдруг зубья вил, которыми они будто шутя махали перед собой, столкнулись. Жуткий лязг железа, казалось, оглушил их.

Враги отскочили в разные стороны, тяжело дыша.

— Ты чего? — испуганно спросил Данеш.

— Я нечаянно, — виновато сказал Кайрак. — А вот ты чего?

— Я тоже нечаянно, — смутился Данеш. — Я не хотел.

Они опустили вилы и стояли, не сводя друг с друга глаз. Потом Данеш отбросил вилы, нагнулся, прихватил горсть снега и сунул в рот.

— Жарко? — спросил Кайрак, почти с сочувствием.

— Жарко, — признался Данеш.

— Мне тоже, — сказал Кайрак и, бросив вилы, нагнулся, сунул в сугроб разгоряченное лицо и начал хватать снег губами. Когда он поднял голову, его ресницы, щеки и подбородок были точно в клочьях ваты. Кайрак вытер снег рукавом и с притворным добродушием сказал:

— Ну что, повеселились? Разогнали кровь?

— Пора за дело! Иначе не успеем, — охотно подхватил Данеш. — В самом деле, погрелись — и довольно.

Они поднялись, все еще возбужденно дрожа, как псы после несостоявшейся драки, и Данеш полез на стог. Взобравшись на вершину, он поддел на вилы заснеженный, смерзшийся слой снега, отбросил в сторону, и в ноздри его ворвался терпкий запах прошлого лета. Внизу заржали, заволновались лошади, потянули морды вверх.

— Чуешь? — спросил он у Кайрака.

— Пахнет, — прошептал нервно Кайрак, раздувая ноздри.

Данеш скинул лошадям пару охапок сена, а Кайрак снял узду, ослабил подпруги.

— Давай сюда сани! Начнем с твоих! — крикнул Данеш.

Кайрак кивнул, подогнал сани, и джигиты принялись за погрузку. Они прятали друг от друга глаза, лишь изредка перебрасывались односложными фразами и, стараясь уйти от только что происшедшего в работу, орудовали вилами с удвоенной энергией. Но в их скованных движениях чувствовалось не остывшее до сих пор напряжение.

«А смелый, черт! Запугать его не так-то просто, — размышлял Кайрак. — Только ему подвернись, зевни, мигом шею свернет!».

«Зачем я поехал с этим психом? Знал, чем кончится, а поехал, — досадовал тем временем Данеш. — Мог отказаться. Мол, так и так, дня три назад посылали за дровами. А за сеном пусть съездит кто-нибудь другой. Нет, захорохорился, хотел показать характер. Ну и показал!»

Нагрузив сани Кайрака, они быстро управились со вторыми, и Данеш прикинул, что можно вернуться в аул еще до сумерек. Главное было — перебраться через снежную целину и выехать на дорогу, а там уж только держи лошадей.

Данеш вспотел, чувствовалось, что измотался вконец. Стоя все еще наверху, на разобранной половине стога, он вытащил из кармана стеганых штанов носовой платок, вытер лицо и огляделся. Внизу его покорно ждали совсем седые от изморози кони. Кайрак в последний раз проверял, как уложено сено на его возу. А вокруг громоздились горбатые холмы, точно волны вмиг застывшего океана. Степь и в самом деле, как оледеневший океан, уходила далеко-далеко, и не было ей конца и края. Но временами на ее омертвевшем просторе мелькала жизнь. Вот показалось рыжее пятно на белом — это рыскала лисица, копала снег, пытаясь извлечь зазевавшуюся полевую мышь. А там, далеко в стороне, кто-то проехал по дороге в санях и исчез в ущелье. На самом горизонте четким силуэтом виднелся его родной аул. У каждого дома торчал синеющий вдали тополь или карагач с будто остриженной верхушкой. Над крышами медленно и низко полз густой дым, цеплялся за ветки деревьев.

— Эй, что ты там не видел? — спросил заинтересовавшийся Кайрак.

— Красиво тут! Видать полмира. И наш аул.

— Да ну?

Кайрак взобрался к Данешу. Встал рядом с ним и зацокал.

— А отсюда упаси бог свалиться! Вот уж не думал, что и здесь такой обрыв. Упадешь, не остановишься. Так и будешь катиться кубарем.

Данеш заглянул по ту сторону стога и тоже удивился — такой тут вырос овраг.

— А на дне вода. Смотри, мороз, а она хоть бы что, не замерзает, — удивился Данеш.

— Там из земли бьет родник. Летом мы здесь косили, чуть что — и к роднику. Вода такая вкусная, пьешь — не напьешься.

Данеш снял ушанку и начал счищать с нее приставшую сенную труху. Он сделал неловкое движение, и шапка упала к ногам Кайрака.

— Надень. Простынешь. Тоже мне спортсмен, — сказал Кайрак.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза