Запах полыни. Повести, рассказы

А тропа бежала себе меланхолично, огибала, как нить, камни; те, что помельче, срывались из-под ног путника и с шумом, переходящим в гром, катились в бездну. Этот грохот скрашивал одиночество Тураша, потому что в тишине ему было как-то не по себе. Он с удовольствием сбивал камни с тропинки, но, когда из-за камня показывалась серо-зеленая головка сасыра — совсем как у ящерицы, — он обходил это подлое растение. Попробуй задень, мигом обдаст противным запахом.

Багровое солнце опустилось за горы. Лишь самые высокие заснеженные вершины еще хранили отсвет его пламени. А здесь, в ущелье, сразу потемнело, и воздух, и камни, и трава стали одноцветными — серыми, а огромные глыбы скал вовсе почернели. Теперь гляди себе под ноги в оба.

Вот впереди, внизу, замаячила зимовка Тастана. И в это самое время там, в одиноком заброшенном кыстау[11], сложенном из неровных каменных глыб, вспыхнул огонек, и еще заметил Тураш, что из трубы валили клубы густого черного дыма.

«Кто бы это мог быть? — испугался Тураш. — Кого это занесло в забытое жизнью кыстау?»

От робости, закравшейся в сердце, появилась слабость в ногах. Он чуть присел на корточки, чтобы прийти в себя. Но потом здраво решил, что это могут быть только люди, вдобавок, знающие его, и прикинул, что второе предположение мало его устраивает.

О том, чтобы миновать зимовку тайком, не могло быть и речи. Его мог выдать любой камень, предательски выкатившийся из-под ног. Вот и вышло, что он сам завел себя в ловушку.

Пока он томился в неизвестности, из кыстау вышла тоненькая девушка в пестром платьице и белом платке. Она ступала с легкостью детеныша серны, кончики длинных смоляных кос порхали у сухих смуглых икр.

Девушка замурлыкала под нос песенку, наклонилась над вязанкой таволги и случайно повернула голову. Песенка разом умолкла, девушка выпрямилась, мгновение смотрела на Тураша и, вскрикнув, бросилась в дом. Ну конечно, ее испугало то, что он наблюдал за ней тихо, будто затаившись.

Из кыстау донеслись возбужденные голоса, и наружу выскочил высокий парень с могучими плечами. Из-за его спины выглядывала все та же девушка. Парень сложил на груди крепкие руки и выжидающе уставился на Тураша.

Тураш тоже молча рассматривал странную пару — уж не знакомые ли. Убедившись в том, что они встречаются ему впервые, он вздохнул с облегчением. Но мир в его душе недолго длился, потому что Тураш услышал шепот девушки:

— Да это же дядя Тураш!

— Кто? Кто, ты сказала? — тоже шепотом спросил джигит.

— Дядя Тураш. Разве ты его не знаешь? Он еще работал продавцом в Тастюбе.

— A-а, — протянул парень. — Да он же сидит в тюрьме!

— Тсс, — зашипела девушка.

«Ну, вот и началось!»- подумал Тураш тоскливо.

— Здравствуйте, Тураш-ага, — произнесла девушка, выходя из-за спины своего джигита.

— Здравствуйте, — повторил парень и, точно спохватившись, протянул для рукопожатия широченную ладонь.

Тураш пожал ее и, стараясь как-то объяснить свое неожиданное появление, пробормотал сбивчиво:

— Да вот опоздал… ушел автобус… пошел, значит, пешком… Ну, чтобы не ждать…

Парень кивнул, охотно соглашаясь, а девушка затараторила:

— Мы оттуда, агай, — она показала в сторону соседнего аула, — у нас тут близко огород, на плато. Но там стало холодно.

И парень, и девушка смотрели на него ясными, открытыми глазами, но все равно Тураш боялся подвоха и не знал, как держаться с ними. Поэтому он распрощался наскоро и зашагал дальше.

«Что это: или они притворяются или не понимают, какой позор лежит на мне?»- ломал он себе голову, торопливо удаляясь от зимовки.

Но, вопреки его надеждам, еще не все кончилось. Они окликнули его в два голоса:

— Агай! Агай-ай! Подождите, агай!

Ему пришлось обернуться — парень и девушка догоняли его по тропинке.

— Агай, постойте. Каскалдак вышел из берегов. Агай, вам придется подождать до утра. Переходить впотьмах опасно. Послушайте нас, агай! — единым духом выпалила девушка.

— Нам как-то сразу не пришло в голову, ну, то, что вы еще не знаете, — пояснил джигит виновато.

Только теперь Тураш подумал о проказах речки Каскалдак. Летом Каскалдак струился себе не шире ручейка, но весной он принимал в себя талые воды чуть ли не со всей округи и разливался так, что перейти его было вовсе не просто. И как бы в подтверждение, его ухо уловило отдаленный рев стихии, и он воспринял это как законное невезение. А чего ему еще теперь ждать?

Он стоял в нерешительности, не знал, что предпринять.

— Идемте к нам, агай! Будете нашим гостем! Мы поженились. Совсем недавно, — сообщил джигит, и по тому, как он смущался, Тураш понял, что молодые еще не привыкли к своему положению.

— Да, да вы не были у нас на свадьбе, вот и заходите к нам, — между тем подхватила его юная жена.

— Ну, право, отец, — сказал джигит.

Тураш взглянул в их чистые счастливые глаза и поверил, что молодые зовут его от всего сердца.

В кыстау стоял полумрак, в который временами врывались алые сполохи — отражение пламени, мечущегося в печке, сложенной из камня.

Молодые провели Тураша на почетное место, к печке, усадили на брезентовый плащ, под которым были настланы упругие ветки таволги.