Читаем Запах шахмат полностью

И тут я вспомнил про Шагала. Другого пути найти его, кроме как с помощью Ван Гога, у меня не было.

– Я передам текст по электронной почте, – говорю я. – Взамен мне нужны деньги, оружие и Марк Шагал.

– Сколько денег тебе нужно? – интересуется Ван Гог.

Тридцати тысяч мне хватит, чтобы уехать достаточно далеко.

– А что с Шагалом? – спрашивает Винни. – Что тебе от него нужно?

– Мне нужно сказать ему несколько слов, – говорю я. – Можно и по телефону.

Ван Гог диктует мне номер мобильного телефона Шагала, который мне приходится запомнить – записать нечем.

– Я перезвоню тебе через час и договоримся насчет передачи денег и всего остального, – обещает Ван Гог. – А ты готовь текст.

– Я сам перезвоню, – я выкидываю телефон Гогена в мусорный бак и подхожу к стоянке такси.

Алиса не спала, когда я приехал к ней, хотя было только пол шестого. Она подурнела с момента нашей первой встречи, но это, можно сказать, только пошло ей на пользу – сделало ее внешность взрослее в самом привлекательном смысле этого слова.

– Что с тобой? – спросила она, когда я вышел из темного коридора на свет.

– По крышам лазил, – признался я.

– Зачем?

– Из-за Ван Гога. Он и тебя ищет, так что здесь оставаться опасно. Собрала вещи?

Она кивает в сторону небольшой дорожной сумки.

– У нас осталось еще одно дело, – говорю я. – Марк Шагал.

Услышав это имя, она, видно вспоминает умирающего Малевича, а вместе с ним и Татьяну. Лицо Алисы становится тусклым, словно на него среди разгорающегося утра упал свет луны.

– Я узнал номер его телефона.

Алиса возвращается оттуда, где находилась несколько долгих секунд.

– Позвони ему и сообщи сигнал, – произносит она как само собой разумеющееся. – Пусть он убьет себя.

– Но что это должен быть за сигнал?

– А ты сам не знаешь? Ты хотя бы знаком с Шагалом, а я его ни разу не видела.

Я задумываюсь, пытаясь представить, что может заставить этого жестокого убийцу сунуть голову в петлю. Ничего не приходит на ум.

– Ну, Альбрехт! Ты же убийца! – подбадривает меня Алиса.

– Помоги мне, – прошу я.

– Ладно, – ей надоело меня мучить. – Скажи ему: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан».

– Это напоминалка цветов радуги? – спрашиваю я. – «К», с которой начинается слово «каждый» – это красный, «о» – оранжевый…

– Ага. Но сигнал для Шагала не в радуге, – Алиса начинает одеваться.

– А в чем тогда? – пытаюсь я разобраться.

– Охотник и фазан, – пробует объяснить девочка. – Тренинг заставил его свыкнуться с мыслью о том, что он – охотник. А благодаря сигналу Шагал вспомнит, что он такой же фазан, как и другие, а охотником выступает не человек, а Тренинг. Понимаешь, о чем я?

– Почти. Как только я позвоню ему, мы уйдем отсюда.

– Я готова, – она действительно готова.

Я набираю номер.

– Только эти слова, ничего больше, – шепчет Алиса.

– Да, – слышу я сонный голос Шагала.

– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, – отчетливо произношу я в ответ.

– Идем, – говорит девочка, и мы быстро покидаем квартиру, в которой когда-то жила наша с Алисой общая любовница, Татьяна Яблонская.

53. Немного символов

В номере по моей просьбе поставили компьютер – я сижу за его клавиатурой, Алиса смотрит телевизор. Еду мы заказываем по телефону, из гостиничного ресторана все доставляют на удивление быстро. Сегодня я выходил на улицу только один раз – позвонить Ван Гогу.

Последняя глава дневника почти закончена. Зачем я это делаю? Ради вангоговских денег? Не только. Я хочу знать, чем закончится мой текст, как это ни парадоксально.

Ван Гога я застал у Шагала дома. Винни разговаривал очень скованно – видно, поблизости находились следователи. Он сразу же спросил, звонил ли я по тому номеру, который он мне вчера дал.

– Да, – честно ответил я.

– Тогда все ясно, – произнес Винни и попросил меня позвонить через час.

– Как думаешь, оставил Шагал последнюю записку? – говорит вдруг Алиса, перекрикивая вопящий телевизор.

– Сделай тише, – прошу я. – Должен был оставить.

– И что там написано? – спрашивает она.

– Вариантов не так уж много. Ты, я и Ван Гог. Никого не забыл?

Алиса всерьез задумывается.

– Может, и забыл, – произносит она. – Мне кажется, что Тренинг гораздо шире, чем пытался казаться. Если Шагал оставил записку, там – твое имя.

– Почему ты так думаешь? Месть?

– Ему не за что тебе мстить, – сказала Алиса. – Не станет же он мстить Тренингу в твоем лице! Просто ты давно уже окружен символами, и если ты до сих пор не получил сигнал, значит, тебя берегли для чего-то другого. Но теперь, наверно, твоя миссия выполнена – почти все мертвы.

– Что ты несешь, Алиса! – я встаю со своего места, два раза прохожу комнату из конца в конец.

– Я просто готовлю тебя, – говорит она. – Чтобы ты не спасовал, когда придет время.

Я закуриваю, Алиса тоже берет сигарету.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «окружен символами»? – спрашиваю я, когда мы вдоволь помолчали.

– У каждого свои символы, указывающие на готовность к переходу, – говорит Алиса. – В твоем случае – это шахматы. Видел коврик на полу ванной?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза