Запах снега

— Нет печали в конце пути земного. Ибо сказано Светлым — не убоится тот, кто смиренно и в трудах бытие свое измышлял. Ждет Светлый в чертогах высоких, что среди нив и рощ возвышаются…

— Я бы лучше к предкам пошел, — пробормотал Конюх. — Там свои…

— Пасть захлопни! — рыкнул господин Хабор.

Литу хотелось сесть. Светлого бывший углежог в последнее время не слишком-то возлюбил, а стоять под дождем было зябко. Надолго зарядил, сейчас только на веслах и согреешься. А мертвяк пусть быстрее на дно отправляется. Там ему уютнее будет.

Но гребцы и охранники смотрели с интересом. Длинные молитвы, что во славу Светлого читают, были внове. Вроде саг, что бродячие комедианты рассказывают, только вот эти истории непонятно о чем. Бешенный тоже слушал, стоял на лавке, слегка головой покачивая, словно удивляясь. Провел пальцами по веревке, что безрукавку подпоясывала, словно складки оправлял.

У Лита сердце дрогнуло. Выходит — прямо сейчас?!

Сомнений у Бешенного, видать, не было. Спрыгнул под скамью двумя ногами, всем весом. Хрустнуло негромко, должно быть, не все и услышали. Зато когда рванулся с цепи, не заметить было невозможно — казалось, вся барка качнулась. Рывок, другой…

Еще звучал голос колдунишки:

— …Придет он, и расцветут цветы лазоревые на ложах лугов изумрудных…

— Лохмач моченый! — вырывая плеть из-за пояса, расталкивая гребцов, к Бешенному рванулся Хабор.

Но уже и сам Бешеный метнулся навстречу — комком поджарым, свирепым, тушканом разъяренным, только цепь вырванная хвостом бренчит.

Взревел Хабор, еще не понимая, что не бежать, а драться мальчишка спешит. От толчка хозяин устоял, Бешенный обхватил его за шею, из рук вертко выскользнул, повис за спиной. Хозяин рукоятью плети под ребра мальчишку встретил, но тот вроде и не уклонялся. Отскочил комком легким к борту, прямо по спине гребца, от страха согнувшегося. В руке топор, — оказалось, успел выдернуть из-за пояса хозяйского. Завопил непонятно:

— Даешь барку!

Орали охранники на корме и носу, расхватывали оружие. Взвыл колдун. И парень взбунтовавшийся вопил:

— К ногтю их! Эй, держи!

Топор взлетел над гребцами. Мутно блеснул в дождевых каплях, — кувыркалась узкая выгнутая рукоять. Гребцы, кто к днищу попадал, кто руками головы прикрыл. Лит, еще не веря, потянулся к падающему с неба спасению. В последний миг в спину толкнули, помешали. Рухнул на спину углежогу Шрам, сбил, да тут же вскочил на одной ноге, — вторая цепью оттянута. А в руках топор вожделенный. Урча счастливо, рубанул по цепи натянутой.

Перехватил. Сволочь здоровая. И запортит ведь лезвие!

Шрам взмахивал мощно, звенела цепь. Лопнуло звено. Свободен!

— Дай топор! — застонал Лит.

— Сиди, сопляк! — Шрам уже вспрыгнул на борт.

Лит в ярости ухватил гада за штаны, сдернул обратно, одновременно врезал головой в подбородок. Выдрал из пальцев топорище…

…У кормы дрались. Там Бешенный прямо с борта метнулся на хозяина, — не ударил, а лишь за руку ухватил. Хабор успел кинжал выхватить, да с этим кинжалом и полетел с помоста. Хитро его Бешенный швырнул, — за руку и как-то через бедро. Грохнулся хозяин на гребцов, и не все руки там гостеприимными оказались. А Бешенный уже самого шустрого охранника встречал, — торопился тот, уже занес меч короткий. Так парень сам на встречу скользнул, — ногами вперед, на спину опрокидываясь. Ухватил охранника за куртку, — ногу в живот упер, — и взлетел страж, словно сноп невесомый. Только ноги растопырились, — грохнулся у мачты, меч выронив.

— Даешь барку! — звонко завопил бунтарь белобрысый…

…два косых по брусу, потом обухом по крюку. Хоть и неловкий обух, шишкой острой выкованный, а поддался крюк, никуда не делся. Лит аккуратно выдернул крюк заодно с квадратной пластиной. Краем уха слышал всплеск, — сиганул таки за борт Шрам-счастливец. А мы погодим немного. Лит заправил крюк с тяжелой пластиной за веревку-пояс. Цепь держалась вдоль ноги, теперь мешать не будет. С носа спешили охранники, били гребцов, больше древками, но один долговязый страж с перепугу на острие коренастого гребца насадил, теперь силился копье выдернуть. Видать, не слишком-то они бойцы опытные.

Лит вышел на помост, перехватил топор двумя руками. Топорище ловкое, гладкое — мастер точил. Хотя изгиб непривычный. Охранники глядели, орали. С оружием бунтарь — его в первую очередь. Только не торопились — помост узкий, того и гляди, оступишься. Весла мешают, шевелятся, гребцы волками смотрят. Ор стоит, будто демоны барку наполнили.

Лит молчал. На сердце спокойно было. Вот она — свобода. Пошел навстречу.

Первый, дурачина, мечом махал. Что ножик, пусть и длинный, против топора? Лезвие топора, хоть и зазубренное, с протягом развалило стражника от плеча до бляхи пояса. Лит немало кабанчиков и косуль разделал, здесь даже проще — хранить мясцо не придется, кромсай, как под руку подвернется.

Похвастал. Успел срубить второго, — напрочь отлетела рука с обломком древка, запрокинулось вопящее лицо. Дальше хуже, ощетинились копьями, не сунешься. Трое стоят, еще двое арбалеты спешно заряжают…