Небесный мир – это и есть наш мир. Только многократно отраженный в синем небе и спустившийся к нам на землю. Каждый видит этот мир разным, в той или иной степени небесности, из которой состоит он сам. Вот ангелы в поле поют, это вовсе не колосья пшеницы.
Посадим колосок – прорастет ангел, соберем их по весне и сядут нам на плечи птицы земные. Домой пока нельзя возвращаться, нужно жить на земле и сеять колосья. Только то, что посеяно трудом и молитвою, прорастет.
Когда я несусь над переливами аллей над усадьбами – я лечу. Домой нельзя. Велено жить на земле. Душа моя тоскует неимоверно. Вот-вот упадет с неба звездой.
Время растить детей. Я всегда буду звездою для доченьки, мы с тобою будем – две звезды над ее домом.
Волга – синяя-синяя и течет из прошлого в будущее. Все земные реки – это не реки, а души, это мы думаем, что они реки. Она настолько благостно дышит всем своим существом и стихает за поворотом, чтобы явить свою благость кому-то еще, кто ее встретит дальше.
Белые бабочки чуть касаются облаков и земли, тишина. И тут же снова – трепетный перезвон птицы, вылетевшей у меня из рукава, и снова тишина, только иголочки на сосне шелестят. Мы с рекой все записываем, чтобы, пока не скроемся за поворотом, рассказать кому-то об этом дальше.
Вот и ветер. Только облака благоухают улыбкой Господней.
На земле по весне дует ветер, он колышит траву. Все дрожит, все меняется. У деревьев мудрый и нежный взгляд, и по ночам я хожу сквозь деревья. Я прикасаюсь к березе – и понимаю, что она – другая сущность и говорит мне: «Здравствуй!», – чувствуя мою руку на своем стволе. Она такая нежная кроткая сущность, то ли дерево, то ли душа. То ли глаза ребенка, то ли белая лошадь на горизонте, то ли растаявший в тумане холодный дождь.
Я знаю, неумолчный шелест берез – это слова тех, кто был с нами, но только теперь уже сказать ничего нам не могут. Они проросли деревьями, и вдруг весь шелест превратился на миг в белую бабочку – это улыбка моей бабушки, что умерла по весне.
Много лет назад я уже умерла, это было еще до встречи с тобой, а потом я не умерла, а превратилась в тебя и в дочку: ты – моя левая половина, а дочка – правая.
Душа моя столько раз прорастала по весне одуванчиками. Как пахнет травой. Время растить деревья, время восстать из земли и дать плоды вечные, дать жизнь следующей жизни.
Тогда земля сможет рождать снова и снова – это как когда идет дождь и пахнет березами, как когда у дымящихся луж нежатся червяки, а солнце вдруг плеснет с неба так откровенно и удивительно, что лужи зарябят и запахнут ветром морским и водорослями…
Так пахнет то ли весной, то ли корюшкой, я не понимаю…
29 апреля 2016 г.
написано на берегу Волги,
за два дня до Пасхи
Однажды под скамеечкой я нашла золотой. Я бросила его в реку. Река вскипела и выплеснула в небо голубой воздушный шарик с тремя золотыми, развевающимися колечками, ленточками. «Что за чудеса!», – подумала я.
Тогда я бросила монетку на зеленый газон. Там вырос дворец. Тогда я поставила свою чашечку с кофе на поребрик и, понимая, что так не может долго продолжаться, задумалась, что бы предпринять дальше.
Мимо пробегала серая кошка. Я выдала ей беличью шубку и даже сочинила стихи: «Зачем же снимать шляпки? Можно сделать юбки, а из юбок туфельки кошечкам на ножки».
Потом все разноцветное белье на веревках в городе превратила в разноцветные анютины глазки на клумбах и наоборот – развесила сушиться дизайнерские наряды Haute Couture после показа в Париже.
Потом все стеклышки от битых бутылок на земле переделала в самоцветы.
Из песка я наделала подземных гаражей, пусть все ставят машины, чтобы не ругались с соседями. По центру возвела детскую площадку с кораблем с флагом под парусом, ведь скоро – День Победы.
Тут не хватало запаха шашлыков, поэтому я собрала тюльпаны на клумбе, их зажарила на шампуре, и они превратились в помидоры. Помидорами на палочках я угостила детей в колясках, после чего тюльпаны вернула на клумбы.
Всем небесным птичкам я раздала букетики из разноцветных шариков и лиловые мобильные телефоны – чтоб звонили прямо в небо. Но они стали звонить друг другу и с тех пор только и делают, что болтают.
Вдалеке куковала кукушка. Я соорудила перед ней такое зеркало, что все ее стуканья в бесконечность отражались дважды: один раз здесь – и, чуть касаясь души, в зазеркалье, – таким образом, каждый насчитывал себе вдвое больше лет.
Летающие по весне газеты я превратила в белые занавески на окнах, никаких последних новостей, только ветер и хлопающие окна на затопленной, как в детстве, от солнца веранде.
Стоило только мне посмотреть на россыпь синих мускариков, как из них возник фонтан, голубовато-зеленый, от него веяло чудесами и пряниками. И все, кто подходил к этому фонтану, говорили: «Христос Воскресе!» Один старичок с красным знаменем подошел, перепутал и случайно сказал: «Цуцел-Муцел!»
Все поребрики вокруг фонтана я раскрасила в голубой – и через один –в сиреневый цвет.