Неожиданно в сердце Сит воцарился покой. Она как будто заново увидела солнечный свет и тени, и все ее чувства изменились самым чудесным образом.
Она вдруг ощутила аромат душевного волнения, сладкий и волнующий одновременно. Музыка из кассетного магнитофона соседей мягко прикоснулась к ее руке. Слова упали солнечным светом на кожу.
«Не бывает злых людей, — сказало ей солнце, — но люди могут ошибаться».
«Ошибаться? Как?» — молча спросила Сит, искренне удивляясь.
Солнце улыбнулось желтозубой стариковской улыбкой.
«Ты прекрасно знаешь как».
Воздух наполнился запахом еды. Деревья удовлетворенно вздыхали.
Солнце встало из-за стола, собираясь уходить.
«Скажи ему».
Мир снова потускнел и принял прежний облик.
Ночью Сит, лежавшая в гамаке в одной комнате с остальными женщинами, резко поднялась и села. В голове у нее было слишком ясно, чтобы она могла заснуть. Она видела, что будущего у них нет. Она не могла выйти за Дару. Какое она имеет право просить его стать мужем той, кого преследуют призраки миллиона мертвых? Как объяснить ему, что она — дочь Пол Пота, что она наврала ему обо всем?
Мертвые не позволят ей выйти замуж. Мертвые не допустят, чтобы она была счастлива. Так кому молиться дочери Пол Пота? Куда идти за мудростью?
«Лоак кру Кол Виреакбот, — едва слышно произнесла она. — Прошу, укажи путь».
Темнота была строже света.
«Чтобы стать такой фальшивой, какая ты есть, — произнесла темнота, — тебе нужно было сначала солгать себе».
В чем заключалась ложь Сит? Факты были ей известны. Ее отец являлся главой правительства, которое подвергло пыткам и погубило сотни тысяч людей и нерадивым руководством обрекло народ на голод.
«Правда так же темна, как я, и ты живешь во мне, темноте».
Она читала книги, по крайней мере, первые главы книг, и бросала их, как будто они жгли ей пальцы. В книгах правды было не найти. Правда, которая ее ждет: одинокая молодость, унылая зрелость и покаяние.
Пальмовая стена колыхнулась, как будто открываясь для призраков.
Во время долгого возвращения на автобусе она не проронила ни слова. Дара тоже сидел, молча повесив голову.
В огромном пустом гостиничном номере ее ждала темнота. Телевизор и телефон по ее указанию убрали, и теперь шаги здесь звучали особенно глухо. Джорани осталась ее единственным другом.
На следующий день она не пошла в «Сория маркет». Вместо этого она пошла в музей геноцида «Туол Сленг».
У входа в отель дежурили молодые люди в бейсболках с новенькими мотоциклами. Но Сит остановила симпатичного парня постарше с разбитым и ржавым мотоциклом.
По дороге она спросила мотоциклиста о его семье. Он жил один, и у него никого не было, кроме матери в Компонг-Том.
У ворот «Туол Сленг» он сказал:
— Я учился здесь, когда тут еще была школа.
В одном крыле здания находились ряды одиночных камер. В каждой стояла железная кровать с кандалами, а на полу виднелись пятна. На стенах висели фотографии, на которых можно было увидеть скрюченные тела, лежащие на этих самых кроватях в том виде, в каком их застали освободители. На одном снимке был опрокинутый, как будто в спешке, стул.
Сит вышла из музея и посмотрела на прекрасное здание за оградой на другой стороне улицы. Высокий белый дом, похожий на ее собственный, с колоннами, террасой на крыше и бугенвиллиями, дом чьей-то современной дочери. О чем она думает, когда смотрит со своей террасы? Как она может жить в таком месте?
В траве на ухоженном газоне прыгали птицы. Люди красили ставни тюрьмы в голубовато-серый цвет.
В среднем крыле находилась фотогалерея. Люди на снимках смотрели на нее, как лица из ее принтера. Были ли среди них одни и те же?
— Кто это? — спросила она какую-то камбоджийку из посетителей.
— Это их же люди, — ответила женщина. — Красные кхмеры присылали тех, кто оказывался неугоден начальству. Обычных камбоджийцев не стали бы так изощренно пытать.
Среди лиц были молодые и красивые. Были здесь и дети, и благообразные старухи.
Женщина пошла рядом с ней. Ей нужна компания? Догадывается ли она, кто к ней обратился с вопросом?
— Им было мало просто забивать до смерти провинившихся. Они присылали их сюда вместе с семьями. И детей, и родителей. Для убийства детей и жен у них были отведены специальные дни.
Невинного вида мужчина улыбался с одной фотографии так же приветливо, как подвозивший ее мотоциклист. Он смотрел прямо в камеру своих мучителей. Наверное, он ждал от них понимания и благородства. Казалось, он вот-вот произнесет: «Товарищи!»
Лицо на фотографии изменилось. Улыбка стала шире, мужчина собрался что-то сказать.
Взгляд Сит метнулся в сторону. Увидев следующее лицо, она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.