— Вы думаете, океан это знает? Думаете, для океана это имеет какое-то значение? Впрочем, я признаюсь: в ту минуту мне показалось, что море просто не хочет нас принимать. Наконец на мысе Роби осталось только два здоровых человека: отец Чарли и я. Снег со льдом все падал, и падал, и… Мы не говорили об этом. Мы разместили раненых гребцов на ковре у огня, как можно удобнее. Потом принялись стирать постельное белье и зажигать свечи. Я начала делать вот эту маленькую сестру… — Он тронула ногой кукольную монашку с белой повязкой, которая сидела, прислонившись к ее ноге. — Чтобы положить ее в гроб. Хотя все мы знали, что нам вряд ли удастся найти тела. Звуки той ночи… Боже, я до сих пор слышу, как снег и лед бьют по крыше. Как ветер завывает вокруг башни. Тогда я не могла думать ни о чем, кроме Чарли. Как он цепляется за веревки, надеясь еще встретиться со мной. Я знала, что до утра он не продержится. Примерно в два часа ночи отец Чарли заснул, привалившись к стене. Я пересадила его в кресло, а сама легла на пол рядом с ним. Наверное, я потратила столько сил, физических и душевных, что тоже заснула прямо у его ног, хоть и не хотела. А когда я проснулась…
«Кэндаллы», — подумал Селкерк, наблюдая за женщиной, которая замерла, поджав губы. Знал ли он их? Ему казалось, что он о них слышал. Впрочем, в то время центром его вселенной была Амалия. А потом он ушел в себя и уже ни о ком не задумывался.