Запах цветущего кедра

Почти до утра по посёлку носились пожарки с сиренами и мигалками, милицейская машина, мотоциклы; куда-то в противоположную от гостиницы сторону тёмными улицами бежали люди с вёдрами и лопатами. Для Усть-Карагача пожар стал событием редкостным: всё-таки горело каменное здание гостиницы — не какой-нибудь барак. Колюжный поддался совету Сорокина, сбежал, но куда деваться, тем паче без денег и документов, не знал. Знакомых — никого, если не считать сидящих в кутузке товарищей по экспедиции, оборудование и вещи в джипе под арестом, арендованный вертолёт на приколе, если вообще не угнали! Даже телефона нет, чтоб позвонить кому-нибудь...

Минут через двадцать он уже пожалел, что поддался соблазну шизофреника, сбежал и оказался вне закона, бомжом, иностранцем в своём отечестве. Свобода — это прекрасно, однако когда она вяжет по рукам и ногам, заставляя ещё и оглядываться ежеминутно, скрываться, нырять в подворотни от каждого прохожего, то становится хуже неволи. Конечно, можно в любой момент пойти и сдаться милиции или генералу из ЦК. Потреплют и в итоге выпустят — никаких оснований держать нет, однако посадят в самолёт и отправят в Москву. А это лететь обратно, да ещё и вновь попадать в клещи спецслужбы, выворачиваться, искать способ, как добраться до Гнилой Прорвы, где томится Рассохин, — ещё двое суток потеряешь, если не больше.

Да и стрёмно сначала сбежать и потом сдаться — расценят как слабость, поражение. К тому же он вдруг понял, зачем уже второй час болтается по взбудораженному посёлку: непроизвольно вглядывается в каждую пробегающую либо таящуюся фигуру и пытается узнать Евдокию Сысоеву. Он понимал, что это почти бессмысленно: посёлок наверняка не раз прочесали в поисках сбежавшей террористки, и сейчас ещё мотаются машины и рыщут пешие милиционеры. Вряд ли опытная поджигательница будет курсировать по улицам, скорее всего, уже где-то затаилась и наблюдает за суматохой. И всё же оставалась надежда на счастливый случай!

Экспедиция накрылась, и это теперь понятно. Если взялся за это ЦК со Старой площади, на Карагач можно не соваться, по крайней мере, в этом году. На будущий же, возможно, исчезнет необходимость искать зарытые книги: всё выкопают и утащат, если власти наложили лапу.

Навязчивые мысли несчастного Сорокина всё-таки не были такой уж фантастикой. И опять этот новоявленный генерал в образе Распутина... Вот бы ещё узнать, что это за истины в этом Стовесте, если за ним гоняются аж с царских времён? Причём цари вспоминают о нём и лихорадочно ищут, когда небо с овчинку, когда жареным пахнет, когда вынь да положь информацию, есть ли у них, царей, будущее? Всё это очень уж напоминает авантюрные истории, некие попытки утопающих цепляться за соломину, последние неисполнимые надежды, ожидание чуда, когда уже верить в здравомыслие нет времени. Колюжный насмотрелся на учёных-алхимиков из разваленной оборонки, которые пыжились над неиссякаемыми источниками энергии, из воды делали топливо и у каждого в гараже стояло по вечному двигателю, для запуска коих требовалось всего-то немного денег.

Если власть посылает явного шизофреника искать некую спасительную книгу, значит, с духовным здоровьем у неё напряжёнка. Сам закрытый Центр коммуникаций тоже напоминает параноидальную организацию: ну разве могут серьёзные государственники полагаться на некие истины, изложенные при царе горохе? Привлекать некоего человека, явленного в образе Распутина? Выискивать спасительные рецепты и ответы в предсказаниях Нострадамуса, Ванги и прочей ясновидящей братии? Ментовской полковник Галицын выглядит как самый разумный и здоровый человек, знающий цель, — отобрать у несчастного канадца успешное предприятие. И сынок его тоже, но остальные, в том числе и сам Колюжный, — романтики и фантазёры.

Была в этих рассуждениях единственная нестыковка, и Вячеслав это понимал: воскресший от варисовела Распутин выглядел как вполне здоровый человек, и даже образ блаженного сибирского мужика не скрывал его земного, практичного ума. То есть чудодейственная книга может быть только для лохов, на самом деле в карагачских дебрях есть всё-таки что-то сугубо реальное. Может, в самом деле книги, только те самые, закопанные староверами. Может, там есть некие ценнейшие, древнейшие манускрипты, которые с руками оторвут на Западе, дабы пополнить коллекции, и не за содержание оторвут — за рыночную ценность самих рукописей. А кто-нибудь из властных структур имеет возможность безо всяких проблем переправлять исторические памятники за границу и там выставлять на аукционы. Вот в это Колюжный верил без оглядки, потому что можно сделать огромные деньги из воздуха, не заморачиваясь ни промышленностью, ни нефтью, ни даже золотом. Не надо воровать дорогие скрипки, картины и реликвии из музеев, а потом трястись, что накроет Интерпол: закопанное давно списано, никому не принадлежит и никто не предъявит претензий.