Запах цветущего кедра

— Ну, ты чего? — спросил Стас. — Тебя охранять приставили. Вот сиди и охраняй!

Кавказец ткнулся ему в колени, повилял хвостом и затих. Над курьей и разливами бесконечно сеял дождь, издавая звук закипающей воды в котелке.

— Тоскливо, — послушав, согласился Рассохин. — А думаешь — мне нет? Посадить тебя в одну землянку с такой от роковицей... Лучше бы здесь, на берегу сидел.

Он отпихнул пса и пошёл в кедровник. Потом обернулся и погрозил кулаком.

— Только попробуй ещё вякни! Верну китайцам.

В землянке было тепло, угли давно истлели, поэтому он закрыл трубу, лёг поверх спальника и, послушав мерное сопенье амазонки, уснул.

К рассвету дождь закончился, только небо ещё оставалось низким, серым, и ветер поменялся на северный. Скорее всего, начинались черёмуховые холода, на Карагаче отмечаемые снегом, и хоть Рассохин надел на амазонку всё, что было тёплого, в последний момент посмотрел на утлые кроссовки и брать с собой не рискнул.

— Можешь показать, где был остров? — он развернул карту.

И посмотрев, как она водит пальцем по всей пойме Карагача, понял: толку не добиться. Прихватил с собой спальный мешок и повёл отроковицу наверх. Там хотел предложить свои плечи, однако характер у ожившей амазонки оказался спортивным и дерзким.

— Сама пойду!

По дороге её качало, она шла, натыкаясь на деревья, с частыми остановками, и только когда послышался счастливый визг кавказца, призналась, отчего не захотела на руки.

— Отроковицы словно щенята малые, — вдруг произнесла она явно чужие слова. — Кто от земли оторвал, того никогда не забудешь.

— Кто такое сказал? — усмехнулся Рассохин.

— Пророчица, — обронила она и пошла вперёд. — И я с ней согласна.

На сгоревший лагерь она смотрела с зачарованным страхом и почему-то дышала и всхлипывала, словно только что наплакалась.

У причала Рассохин заметил, что Карагач вроде бы стал усмиряться, по крайней мере, лодку лишь чуть подтопило с кормы, и течение поутихло — либо снег в горах стаял, либо в плотине залома у Репнинской соры пробило значительную брешь.

Ну, или последнее — Карагач принял жертву, если верить сказаниям ясашных.

Он столкнул «Прогресс» на воду, помог Анжеле забраться в спальник, усадил её и выехал на середину курьи.

— Показывай! — крикнул он на ходу. — Откуда ты при плыла?

Амазонка уверенно махнула рукой — вперёд — и замерла, всматриваясь в противоположный затопленный берег. Так проехали километра два, прежде чем она указала направление, пожалуй, метрах в трёхстах от того места, где вчера Стас заходил в пойму.

— Ты не ошиблась? — спросил он.

— Меня течением сюда вынесло, — пояснила она.

На старице ветер гнал приличную волну, в воздухе уже пахло снегом. Стас выбрал место почище, на малых оборотах протаранил полосу прибрежного кустарника и оказался на чистой от зарослей протоке — что-то похожее на за топленную дорогу. Однако ехали по этой просеке недолго, амазонка развернулась лицом вперёд и, высвободив руку, махнула вправо, на луговину. Потом они пробились сквозь густой черемошник, к тополевой гриве, залитой водой, не ресекли её и потянули влево. Удалились в пойму уже кило метра на два, но это блуждание по разливам никак не прекращалось.

— Мы не сбились? — прокричал Рассохин.

— Нет, я здесь ещё вброд шла, — уверенно заявила она. — Мне по грудь было...

Стас на ходу сунул в воду весло — уходило полностью и дна не доставало.

В какой-то момент выскочили на озеро, окаймлённое березняком, но амазонка замахала вправо, к затопленному мрачному осиннику, стоящему стеной среди разливов, без лоцмана, в одиночку, пройти такими зигзагами было бы нереально, и всё равно Стаса не покидало ощущение, что они заплутали. В полноводных разливах карагачской поймы куда ни глянь — везде одна и та же картина, это лишь погорельцы и ясашные знали короткие пути и плавали на обласах где вздумается.

Ещё несколько раз они меняли курс, прежде чем впереди показалась молодая берёзовая рощица. Подобных миновали десяток, и Стас уже выглядывал, какой стороной обойти, по амазонка вдруг вскочила, вытянулась, и её крик заледенил мышцы.

— Что?! — спросил он, сбавляя обороты.

И лишь тогда увидел на согнутых до воды берёзках и черёмухах какие-то трепещущие на ветру привязанные тряпки — майки, платки, кофточки...

Забывшись, что спелёнута спальным мешком, амазонка попыталась выскочить из лодки. Рассохин выключил двигатель и поймал её за ноги, когда она наполовину свесилась за борт. Втащил, уложил на пол и придавил коленом. На белом лице застыл ужас, она продолжала кричать, но уже беззвучно.

Широкий «Прогресс» по инерции въехал в рощицу и застрял среди берёз. Стало совсем тихо, только ветер над головой шелестел тряпьём, и мелкие волны глухо стучали о борт.

В это время, как некий знак неба, образовался проран, и по возникшему в тучах тоннелю сошёл на землю единственный солнечный луч, словно прожектор, высветивший зловещие «флаги» на деревьях.

13