Запах цветущего кедра

А суть была вот в чём: оказывается, во время забоя животного в его тканях остаётся информация о смерти, которую кровь успевает разнести по всему телу, пока телёнок, например, бьётся в агонии. И её, информацию, невозможно стереть ни варкой, ни жаркой, ни прочими обработками, ибо она имеет такую же неуловимую, невидимую природу, как радиация. Некоторые виды животных — белый медведь, например, или стерлядь — в момент гибели выделяют активные и смертельные яды в свои собственные органы, таким образом нанося удар возмездия. Люди об этом знают с древнейших времён и не употребляют в пищу всю тушу целиком или отдельные её части. Древние иудеи об этом тоже знали и приловчились делать мясо кошерным, спуская кровь, но такой самообман их не спасает. Информация о смерти, на первый взгляд, безвредна, как гомеопатическая доза, поэтому мясоеды, поедая плоть диких либо домашних животных, в том числе и умершую от кислородного голодания рыбу, всё более насыщают ею свои клетки. В конце концов, набирается критическая масса, и у человека образуется смертельная болезнь в форме рака или инфаркта, которые никак  мясоедением не связывают.

И опасен не холестерин, коего боятся, не тяжёлые металлы и даже не радионуклиды, а знаки смерти, по представлению пророчицы, имеющие вид кристаллов в форме усечённой пирамиды и странное название «чишовел». Мол, это вещество и тормозит развитие человеческого разума, лишает его божественного образа и подобия, творческого совершенства, к тому же в несколько раз сокращает срок жизни. То, что когда-то создало человека разумного, его и губит.

Вячеслав любил молодую свининку, шашлык из шейки, запечённую оленину с кровью, в походах же — строганину с солью и перцем, то есть сырое, мороженное, настроганное ножом мясо или рыбу, особенно после дневного броска на снегоходе по тайге, да ещё под водочку и в жарко натопленном зимовье, когда возникает такой контраст температур, что электричество бежит по жилам.

И теперь, вспомнив свой опыт мясного сыроедения, Колюжный не то чтобы устыдился или испугался за своё здоровье, но почувствовал себя неловко. Показалось, что академические бородачи догадываются о его вкусах, взирают с осуждением, а болезненная тётушка — и вовсе с ненавистью, будто мысли об оленьей строганинке прочла. И только забытая им соседка в горчичном костюме слегка повернула нежную русоволосую головку и глянула на Вячеслава без улыбки.

Если бы Стюарт в этот вечер нагрузил ещё чем-нибудь, кроме неведомого вещества смерти чишовела, Колюжный нарушил бы клубную этику, встал и ушёл, однако вещание с подиума закончилось так же внезапно, как и началось, на полуслове. Свет фонаря смикшировался, и в полной темноте, как далёкий крик в аравийской пустыне, возникла восточная мелодия. Начинался второй этап собрания — релаксация; в зале возникло лёгкое шевеление, люди устраивались поудобнее, чтобы предаться отдохновению и расслабиться.

Колюжному в тот миг и в голову не пришло, что Сорокин исчезнет, пользуясь затемнением, а тут ещё болезненная соседка незаметно куда-то пропала, и вместо неё оказался единственный безбородый в зале — рыжеволосый мужчина средних лет. Вячеслав не заметил, как произошла подмена, и когда спохватился, то понял, для чего погас театральный фонарь. А ведь должен был сразу догадаться: Сорокин как пришёл, так и уйдёт, дабы оставить о себе впечатление, что он сам — суть явление почти чудотворное. Чем же ещё приковать к себе внимание и мысли?

Релаксация длилась минут двадцать, и вместе с затуханием заунывной музыки в зале начал появляться свет, напоминающий восход солнца в пустыне. Мысль, что он проворонил Сорокина, тут же и подтвердилась: на подиуме было пусто, даже стол с креслом утащили куда-то. Многие женщины в зале откровенно спали, некоторые бодрствовали, но сидели в позах эмбрионов, будто озябли. Только мужики по-прежнему торчали невозмутимыми изваяниями над полулежащей публикой, напоминая истуканов с острова Пасхи. На коленях некоторых из них покоились головки спящих дам, и это их ничуть не волновало. Колюжному тоже хотелось, чтобы горчичная девушка положила свою головку, и он даже колени подставил, однако её русый, почти священный ореол даже не склонился. Новоявленный рыжий сосед всё время бодрствовал и внимательно изучал присутствующих в зале. Как только чуть «рассвело», порывисто вскочил и затерялся в просыпающейся и шевелящейся толпе. С трудом разогнув онемевшие ноги (а ведь не почуял даже, когда затекли!), Вячеслав встал с чувством детской обманутости. Но когда взял на вешалке куртку и вышел на улицу, обнаружил, что ещё светло и где-то за домами есть солнце.

Казалось, столько времени прошло!