Запах вечера

Но больше всего Лилю интересовали куклы. Потрясающие фарфоровые лица в обрамлении кудрей, огромные темные глаза с лесом ресничек, они задумчиво смотрели на тебя, протягивали фарфоровые ручки. Игрушки детей той эпохи. Нарядные платья, кружевное белье, ботиночки на шнурках — они всегда старались выглядеть красиво.

Лиля говорила с Annet и Cabriel , она качала Annet на руках, когда к ней, улыбаясь, вышел хозяин. Он знал Лилю. Она часто бывала здесь, и хотя еще никогда ничего не купила в этом магазине, у них сложились какие-то теплые отношения. Он даже пытался иногда говорить с ней по-русски (когда-то этот язык изучали в школах социалистической части Германии, в которой и располагается Квидленбург).

— Доброе утро! С Рождеством! Вы надолго к нам, Lilija ? Или, как обычно, на пару дней?

— Доброе утро! С Рождеством. Вечером уезжаю. К сожалению, — добавила она.

— Когда же в следующий раз? Неужели летом?

— Я не знаю. Не знаю, будет ли следую­щий раз.

— О, Fr"aulein Lilija! Вам надо переехать к нам насовсем. И тогда вы сможете почаще приезжать сюда. Вы же так любите Квидленбург. Жить вам, конечно, было бы здесь скучно. Это очень маленький город, здесь ничего не происходит. Здесь хорошо таким старикам, как мы с женой. Да и то, дважды в год мы путешествуем. Вам нужен для жизни большой город, хотя бы Дрезден, Лейпциг. И почаще приезжайте сюда, мы рады вас видеть.

— Спасибо, Herr Fischer.

Лиля уже пошла к двери, потом вернулась.

— Господин Фишер, я хотела бы забрать с собой Annet. Для меня будет скидка?

— Разумеется.

Лиля сидела в потрясающем кафе — «Дом семи комнат». На разных уровнях располагалось семь маленьких помещений, в которых у окошек ютились столики. Она сидела за одним из них, Annet сидела напротив нее. Лиля пила какао. Это был фирменный напиток «Дома» уже на протяжении двух столетий, здесь его подавали с легкой кремовой пенкой, в больших белых керамических чашках. Особенно приятно было греться им в это декабрьское утро в любимом городе в обществе молчаливой Аппеt. Сколько тебе лет? Господин Фишер сказал — начало двадцатого века. Может быть, уже больше ста. Ты чудесно сохранилась, милая. Кто были твои хозяева? Сколько детских рук прижимало тебя к себе? Скольким ты приносила радость? Как оказалась ты здесь, в Квидленбурге, в антикварной лавке господина Фишера? Я даже не думала, что смогу позволить себе тебя, Annet . А теперь я увезу тебя к себе на Украину. Посмотрим, как тебе там понравится. Мне нравится.

Что ж, если нравится — возвращайся. Будь честной, не вступай в сделки с совестью и с людьми. Возвращайся. Ищи работу. Ведь это не обязательно будет безысходность в школе. Есть еще фирмы, работающие с Германией, — там все-таки платят больше. При мысли о фирмах Лиля поежилась. Те, в которых она работала в юности, имели очень смутное представление об условиях трудового договора и пресловутых чести и совести. Может, не все такие, может быть, что-то изменилось. Хотя сердце ей подсказывало, что могло измениться только в худшую сторону. Особенно вопиюще несправедливо все это покажется после немецкой порядочности-пунктуальности. Нам же порядочными быть скучно...

Есть мама, Оля и Марина. Это — самое лучшее, что у тебя есть. Этого никто не отнимет. Это счастье — участие в судьбе близкого человека. Это отношения, со всем вытекающим из этого объемного понятия: радостью общения и отдавания, временем, проведенным вместе, временем предвосхищения встречи, временем встречи. Это счастье.

Мужчины в твоей жизни там, на родине... Они разные. Они не так воспитаны, как здесь. Они берут другим — и знают это. Они по-настоящему умны, с другими ты не общаешься. Они непредсказуемы, и это интересно. Они страстны, и это еще интереснее. Они приходят и уходят, и это тебя устраивает. Ты сама выбрала такую модель отношений. Они любят, они умеют любить. И это приятно, это повышает самооценку, бодрит, льстит. Это позволяет тебе руководить процессом и, в конце концов, опять же, устраивает тебя... Их любовь... устраивает тебя.

Твоя любовь. Андрей. Что ж здесь все так перевернуто с ног на голову? Что ж здесь... ничего нет? Почему ты так ничего и не добилась в этих отношениях и почему до сих пор не в силах отказаться от них? Если ты вернешься, то никогда не скажешь ему об оставленных здесь возможностях, о сделанном тобою выборе. Он никогда не поймет этого, а еще, чего доброго, испугается, что выбор был сделан в надежде на него. Это не так. На него никакой надежды нет, и никогда не было. Мой выбор никогда не будет обоснован чьими-то гарантиями.