Запахи чужих домов

— Хотела бы я, чтобы нас объединяло именно это, — говорю я и замолкаю, чтобы она не подумала, что я хамлю после того, как накричала на нее.

Но она улыбается мне. Она совсем не похожа на ту бабушку, о которой я слышала от Банни и Лилии: девочки описывали свирепого монстра с глазами на затылке, который только и ждет, чтобы кого-нибудь наказать за малейшую провинность.

«Однажды она заставила Лилию прочитать все молитвы, стоя на коленях, — рассказывала Банни, — просто за то, что та прятала горошек в стакане молока».

— Ты еще очень молода, — произносит бабушка, и я понятия не имею, какое это имеет отношение к происходящему. — Тебе выпала удача жить в семье, в которой тебя любят. Но тебе нужно перестать ждать от жизни худшего, иначе, уже поверь мне, оно непременно с тобой произойдет. Послушай старую мудрую женщину.

Я чувствую на щеке слезу и смахиваю ее. Но за ней появляется вторая, и скоро их становится так много, что я даже не пытаюсь сдерживаться. Не помню, когда я в последний раз плакала. Теперь я боюсь, как бы не утонуть прямо здесь, на кухне у Лоуренсов. Бабушка протягивает мне коробку бумажных платков.

— Верь мне, — говорит она, поглаживая меня по руке. — Верь мне.

Бабушка дает мне наплакаться вволю. Я слышу, как она ходит по кухне, достает из буфета тарелки и звенит столовыми приборами. Вскоре она приносит мне кусок пирога и еще один стакан водянистого сока, а я с трудом высмаркиваюсь и бурчу еле слышное спасибо.

— Думаю, в моей жизни уже поздно что-то менять, — говорит бабушка, — но у тебя еще есть шанс.

Я вспоминаю стихотворение, в котором говорится о девочке в пурпурном переднике и о женщине по имени Рита, которая танцует ча-ча-ча в роскошном черном платье. Так вот что значит разрезать свое тело. Это значит признаться себе в том, чего ты всегда хотел. И вот это желание торчит из моей грудной клетки, словно ключ из замочной скважины, который осталось только повернуть.

— Я хочу знать, что я могу остаться в семье Дамплинг и никогда не возвращаться домой, — говорю я бабушке, как будто признаться себе в своих желаниях так же просто, как произнести их вслух. — Я хочу спать по ночам, — добавляю я, вонзая вилку в корочку пирога и понимая, что сболтнула лишнего.

— Звучит разумно, — говорит бабушка.

Как такая хорошая женщина могла отправить свою внучку неизвестно куда?

Улыбка сползает с бабушкиного лица, и я задумываюсь, не произнесла ли я этот вопрос вслух, или она и в самом деле умеет читать мысли, как рассказывают Банни и Лилия.

Сначала отец Дамплинг, теперь вот это. Я не знаю, что сказать в ответ, но это все равно неважно, потому что в этот момент в дверь вваливаются Банни и Лилия и хором кричат во весь голос: «Дамплинг очнулась, Дамплинг очнулась, Дамплинг очнулась!»

И тут мы все принимаемся обниматься и смеяться. Бабушка по очереди обнимает каждую из нас своими дряблыми руками, утирая глаза подолом халата, и даже Банни, кажется, удивлена. Я смотрю на записку Руфи, все еще лежащую на столе, и читаю смазанные, расплывшиеся слова «Я тебя прощаю».

Незаметно от всех я кладу записку к себе в карман на случай, если Руфь однажды захочет получить ее обратно.

Я бегу домой к Дамплинг, и Банни с Лилией наступают мне на пятки. Нас троих переполняет счастье, так легко на душе не было уже давно; вдруг мы останавливаемся, услышав крики и грохот, доносящиеся из моего дома. Мы стоим прямо посередине между домом Лилии и моим прежним домом, словно куропатки, оказавшиеся между двух охотников, и тут дверь распахивается, и на пороге появляются перепуганные Пола и Аннет, мамины подруги.

— Там твой отец, — говорит Пола, глядя мне в глаза. — Уходите отсюда, девочки.

— А где мама? — спрашиваю я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос. Я расставляю руки, прикрывая собой Банни и Лилию, которые съежились за моей спиной.

— Она ранена, — отвечает Аннет. Я никогда не видела, чтобы Аннет не смеялась. Кажется, она в панике.

— И вы оставляете ее с ним? — спрашиваю я.

Они подталкивают друг друга к ступенькам крыльца, пытаясь уйти.

— Стойте, вы что, вот так ее бросили? — повторяю я. Если уж Пола и Аннет сбегают, то в этом доме происходит что-то серьезное.

Я шепчу Банни, чтобы они с Лилией медленно отходили обратно к бабушкиному дому. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, что бабушка стоит в дверях; мы с ней встречаемся взглядом, и я понимаю, что правильно поступаю, отсылая девочек обратно. Поверить не могу, что несколько минут назад мы все смеялись и обнимались.

— Скажи бабушке, чтобы вызвала полицию, — говорю я Банни, которая смотрит на меня так, будто я говорю по-японски. — Иди же, Банни. Скорее!

— Дора? — недоумевает Банни. Она прекрасно знает, что не стоит звонить в полицию.

— Скажи бабушке, что это я попросила их вызвать; просто сделай это, — говорю я ей. Девочки успевают подойти к крыльцу бабушкиного дома ровно в тот момент, когда на пороге моего дома появляется мой шатающийся отец.