Малкин утром в условленное время появился из прохладного слабо освещенного подъезда, на ходу окончательно просыпаясь. Одет был легко, без премудростей: мятые серые штаны, синяя футболка, видавшие виды кроссовки. В руках – сумка с кастрюлей для ухи, ложками, ножиком, спичками и другой необходимой на отдыхе мелочевкой. Нескладно затоптался на истертом подошвами крыльце. Не ко времени зачесалось под правой лопаткой, вывернул левую руку назад, поцарапал. Ночью снился отвратный сон, Ванька несколько раз просыпался, отгонял его, но стоило заснуть, как сон снова продолжался. И все одно и то же: душераздирающий хохот над головой и окровавленные пасти вокруг. Они тянулись к его горлу, клацали зубами и говорили человеческим языком, выбрасывая в лицо кровавые слюни. Но что именно говорили, разобрать не мог из-за страшного злобного рыка. Тяжелые серые лапы ударили в грудь, он едва не упал, отчаянно подмял под себя страх и начал дико махать руками. И пасти отступили, оставив сгустки крови на шерсти, на асфальте и на его теле. Проснулся весь в холодном поту и первое, что сделал – сонно глянул на руки. Они странно гудели, будто всю ночь трудились без передышки. Плечи ныли, мышцы мелко дрожали. А ладони сжаты в кулаки так крепко, что потребовалось усилие, чтобы разжать. Он машинально сбросил с себя одеяло, осмотрел тело. Чисто, никакой крови. Облегченно вздохнул. Снова упал на подушку. Причудится же черт знает что. Не выспался из-за этого. Состояние скверное, не прочь был бы еще вздремнуть, да вставать пора. Пока собирался и спускался с этажа по немытым ступеням подъезда, все мерещилось, будто чьи-то дикие въедливые глаза непрерывно следили за ним. Это чувство покинуло лишь тогда, когда Малкин оказался на улице. Здесь легко дышалось, и сон быстро забылся.
Пятиэтажный дом отбрасывал длинную жирную тень на сторону подъезда, накрывая ветвистые рябины, высаженные под окнами. Каждый год рябины плодоносили красным буйством ягод. Красовались не только в зеленой массе листвы, но и глубокой осенью на тощих ветках после опадания листьев. Но особенно ярко играли в нежном белом обрамлении начальной зимы, когда и ветви, и ягоды, и земля покрывалась первым пушистым снегом. Чуть позже птицы начинали теребить подмороженные ягоды, объедками осыпая белый бархат снежного ковра под кронами деревьев.
Как условились, к подъезду подкатила машина. С небольшим опозданием. Тихо, почти бесшумно. Только это не был автомобиль Раппопета, у которого бесшумно машина никогда не ездила. Малкин узнал авто отца Катюхи. И совсем не ожидал, что из распахнувшейся двери высунется круглое Андрюхино лицо. И на весь двор прогорланит:
– Ванька, ныряй сюда! Такое дело, понимаешь, колеса моего папаши не завелись! Я провозился без толку! Аккумулятор сдох подчистую! Ни бэ, ни мэ, ни кукареку! Отходную можно заказывать. Хорошо, что Катюха подвернулась. Уговорил компанию разбавить. А что? Катюха – своя в доску. Покатим сегодня на тачке ее бати. Места всем хватит. И потом – есть кому уху заварганить.
Малкин поежился – вот еще невидаль уху замудрить, как будто без Катюхи некому ухой заняться. А девушка сидела за рулем красных «Жигулей» и улыбалась. Брюнетка. Глаза в прищур, небольшой нос, губы приоткрыты. На голове короткая стрижка, открывающая красивые уши и высокий лоб. Была не обижена природой, скроена с тщательной аккуратностью. Черты лица миловидные, глаза веселые, многие пацаны засматривались на нее и пытались найти контакт. Но осторожная, иногда пугливая, пацанов отваживала только так. Раппопет приврал, конечно, нигде она ему не подворачивалась. Он сам, запыхавшийся, разбудил ее утром и ну с порога в карьер. Не сразу согласилась, потому что поняла, не она нужна компании, а машина. Получив отказ, Раппопет потускнел, как окислившаяся бронза. Девушка фыркнула смехом и быстро собралась: джинсы, светлый топ, кроссовки. Хлебнула чай, схватила из-под носа отца ключи от его машины. Прихватила тощий сверток с одеждой для отдыха у реки и бросила в багажник. Лугатик было однажды попытался применить к Катюхе свои залихватские способности, да крепко схлопотал по носу. После этого стал как шелковый. А зачем ему сдались такие нагрузки? Он любил жить легко, без напряга. Они вчетвером дружили с первого класса, и, хотя были довольно разными, и не всегда между ними все происходило гладко, ничто не развело их по разным сторонам, так и толкались вместе, словно стянутые в один узел. Малкин, глядя на Катюху, подумал, что на нее в его сумке не приготовлена ложка. Ведь договаривались втроем порыбачить, сугубо пацаньей компанией. Вздохнул. Как-то все не так начиналось. Плюхнулся на заднее сиденье «Жигулей». Теснота, подогнул длинные ноги, колени почти в подбородок, в сумке забрякало. Прижал ноги к животу, поймал насмешливый взгляд Катюхи, буркнул, что все нормально.