Запас прочности

На палубе «Евы» никого не было. Вообще-то на вахте должен был стоять Пээтер, но пошел дождь и никому не хотелось без особой надобности мокнуть на палубе. Потому-то никто и не заметил, что ветер вдруг стих и «Ева» развернулась кормой к берегу, будто хотела поскорее уйти в море. Те, кому надлежало поднять якорь, резались в карты, шкипер спал, а с Йоспеля, который хотя и маячил то тут, то там, спроса никакого не было.

Кто знает, как бы долго разыгрывали в кубрике марьяж, если бы неожиданно не пошли с моря тяжелые донные волны и «Ева» не стала бы черпать бортами. Матросы выскочили на палубу, и все мигом стало ясно.

— Паруса поднять, якорь выбрать! — крикнул Андрес Прассь и побежал к брашпилю. Остальные кинулись к парусам.

— Йоспель! Где ты, черт побери, шляешься! Беги разбуди старика!

Юку появился из-за бака с перепачканным и испуганным лицом и заторопился в шкиперскую каюту.

Покряхтывая и подтягивая штаны, появился на палубе Аадам. В этот момент налетевший с моря шквалистый ветер подхватил распущенные паруса и так рванул их, что затрещали швы. У шкипера неприятно екнуло сердце. Корма «Евы» находилась в опасной близости от рифов, о которые с грохотом, пенясь, разбивались волны. Если не успеют выбрать якорь до того, как паруса ухватят ветер, — пиши пропало, уже не уйдешь от берега…

— Март! Март! — закричал Аадам мотористу, который помогал ставить паруса. — Заводи скорей мотор, не то окажемся на рифах!

Март побежал на корму и прямо-таки провалился в люк машинного отделения. Медлительного и неуклюжего Аадама нельзя было узнать. Он носился, тряся толстым животом, между кормой и носом и без конца отдавал распоряжения.

— Ну, ну, Прийт, что ты зеваешь! Закрепить шкоты! Йоспель, где твоя сила? Андрес, якорь, якорь поднять!

Впятером сдвинули барабан брашпиля, бренча и грохоча, начала наматываться цепь, однако она то натягивалась, то снова обвисала — было ясно, что судно относит к берегу.

— Какой дьявол велел мне подходить так близко! Не мог, что ли, в море постоять! Того и гляди выкинет на камни, какой я тогда, к черту, хранитель народного добра! — клял себя Аадам, налегая на рычаг лебедки так, что лицо его лоснилось от пота.

— Еще подумают, что нарочно! — вздохнул Андрес.

— И Март что-то возится с машиной! — ругнулся Прийт, бросив взгляд на корму.

И тут же подбежал моторист, побелевший с лица, испуганный.

— Мотор не заводится! Какой-то черт выпустил из бачка воздух, вентиль был открыт!..

Объяснений не требовалось. Все знали, что двигатель заводится лишь с помощью сжатого воздуха, и если давления не было, никакая сила оживить мотор не могла.

Аадам оглядел всех. В глазах его застыл устрашающий вопрос:

«Кто?»

Но волна поднималась все выше, и с каждой секундой «Еву» все больше прибивало к рифу. Не было времени допытываться и гневаться.

— Зубило и молот. Перерубить цепь! — кричал Аадам.

В несколько прыжков Март был на корме и вот уже мчался назад с инструментами. Зубило приставили к звену дюймовой цепи, и Андрес ударил. Словно нехотя врезалась сталь в железо. Когда Андрес устал, за молот схватился Пээтер, потом передал Прийту. Но цепь оказалась прочнее, чем ожидалось.

— Дайте я попробую… — попросил Йоспель.

Он взмахнул пудовым молотом и нанес по зубилу такой удар, что его стальная головка треснула. Второй удар пришелся почти на сгиб полуперерубленного звена, и цепь со звоном разлетелось.

— Андрес, к рулю! Пээтер, поднять кливеры! Остальные — к шкотам! — орал шкипер и, придерживая штаны (в спешке Аадам забыл ремень в каюте), помчался на корму.

После того, как цепь перестала удерживать судно, буря швырнула его под боковую волну, и теперь оно быстро приближалось к рифам. Один из кливеров рвануло, ударило и распороло в клочья. Остальные паруса выдержали.

— Ради всех чертей, надувай паруса, не то налетим на камни! — чуть не плача, кричал, обращаясь уже не к матросам, а к «Еве», Аадам и потрясал кулаками.

Старый парусник, выходивший на своем долгом веку и не из таких переделок, знал, что делать. Он начал разворачиваться, накренился обращенным к берегу бортом, оперся на волну и стал под надутыми парусами набирать ход. «Ева» все больше подставляла ветру нос и вот уже в сердцах наскочила на волну, которая вскинулась почти до самых салингов. Медленно, но верно уходила она от опасного места, и уже через полчаса Аадам отер рукавом с лица пот и морскую воду.

— Ну, еще вершок — и…

Каждому было ясно, что хотел сказать шкипер.

Матросы валились с ног от усталости, у аадама же было такое чувство, будто он только что выбрался из парилки.

Шторма настоящего из всех этих наскоков так и не вышло. Вскоре ветер унялся, и часа через два от него остался лишь ровный бриз. Разодранный кливер заменили новым, и «Ева» продолжала бежать дальше.

— В середине лета погода постоянства не имеет, — сказал Аадам, обращаясь к Марту, который, распустив грот-топсель, слез по вантам на палубу и остановился перед шкипером.

— Послушай, Аадам, можно с тобой поговорить как на духу? — спросил моторист.