Макинтош мигнул, словно льдом подернулся, и на мониторе взорвалась картинка – сказочная, яркая, не имеющая никакого отношения к трубам, дымам и чугунным болванкам Уральского машиностроительного завода. Федя Греков, как и сам Троепольский, все и всегда делал против правил – завод меньше всего был похож на завод, автомобиль на автомобиль, телефон на телефон.
“Все это смертная скука”, – говорил Троепольский, когда ему показывали “телефонную” рекламу, в которой говорилось о “центах за минуту” и о том, что “ночью дешевле”. И переделывал по-своему, так что в “телефонной” рекламе не оставалось ни слова о телефонах, и заказчики в припадке восторга закатывали глаза, и продажи росли как на дрожжах, и придуманные шефом слоганы цитировались в газетах, на радио и еще черт знает где, а он так и не поехал за присужденным ему каннским “Львом”, все некогда ему было, и “Льва” получал Федька!
Самым убийственным было то, что все идеи шефа казались простыми и аскетичными до идиотизма, ничего не было в них такого, чего нельзя было бы повторить, разобрать по частям, разложить по полочкам, но вот беда – разложив, их невозможно было собрать обратно! И повторить невозможно – похоже, да, похоже, пожалуй, но вот не то, не то!..
“Мы, гении, – говорил Троепольский, – всегда неповторимы”. И непонятно было – шутит он или нет.
Посмотрим, как ты теперь пошутишь, избалованный скверный мальчишка! Гений, твою мать!
А Федька подозревал. Давно подозревал, и приходилось прятаться, улыбаться, хвостом вилять, “отводить подозрения”! Опасность миновала – больше его подозревать некому. Все остальные “гении”, которых Троепольский подбирает себе под стать, дальше собственных Макинтошей не видят ничего, и слава богу!
Сайт искрился и переливался на мониторе, и смотреть на него было невыносимо. Можно и вовсе не смотреть. Все в порядке. Дело почти сделано.
Бабахнула тяжелая металлическая дверь в отдалении, и потянуло сквозняком. Паника рухнула откуда-то сверху и почти придавила его. Стало трудно дышать. Мокрые пальцы поехали по выпуклой спинке компьютерной мыши и нажали что-то вовсе не нужное.
Кто это может быть?! Охранник?! Что ему надо?! Сотрудники?! Нет, не может быть, все давно ушли!
Сайт на мониторе горел, как жар-птица из сказки, и пальцы все промахивались, никак не могли потушить его.
Шаги. Ковер глушит звук, но все-таки слышно. Шаги. Очень близко. Нет, это не охранник. Это свои.
То есть те, кто работает здесь, какие еще свои! Нет никаких своих!
Попасться?! Вот так, в последнюю минуту, бездарно и пошло проиграть только потому, что кому-то из “гениев” пришла фантазия ночью вернуться на работу?!
“Нет. Нет! Нет!!!” – Кто-то будто визжал в голове. Визжал, и корчился, и изнемогал от страха.
Что-то словно заскреблось очень близко, и волосы у него на макушке встали дыбом.
– …Гуччи, ты где?! Гучинька, иди сюда. Я больше не могу, я домой хочу. Гуччи!
Полина Светлова, любовница шефа, шпионка, доносчица, карьеристка и мужененавистница.
У женщины не может быть рост метр восемьдесят пять. Фотомодели не в счет, живьем их все равно никто и никогда не видел. Она не должна быть умнее окружающих мужчин – или она их возненавидит, или они возненавидят ее. Она не должна носить странные очки и обтягивающие джинсы. Она не должна “находиться на особом положении” только потому, что когда-то начальник с ней спал.
И именно она явилась, чтобы всему помешать и все разрушить!
– Гуччи, мальчик, ты чего?!
Двери в конторе никогда не закрывались – Троепольский не закрывал и всех приучил. Длинная темная тень, похожая на скорпионью, задрожала на сером ковре – дьявольская собака была уже на пороге. Тень почти касалась ножки кресла.
Прыжок, стремительное движение – тень шарахнулась, словно скакнула, – мерцание сайта на мониторе, шаги совсем рядом.
Есть только один шанс. Только один удар.
– Гуччи!
Она замерла на пороге – ее сломанная пополам тень доставала до Макинтоша. Сайт все горел, как жар-птица из сказки.
– Господи боже мой, – отчетливо прошептала она и откинула за плечо черную прядь волос. Выражения лица было не разобрать, сильный свет из коридора бил ей в спину.
Собака тявкнула. Она может помешать.
Всего только один удар.
– Кто здесь? – Голос неуверенный, какой-то детский. – Кто-нибудь здесь есть?!
О да! Есть.
Стремительное движение, чтобы не раздумывать и не отступить.
Дверь вдруг что есть силы ударила Полину в переносицу, так что она покачнулась на каблуках и стала валиться на спину, и удар в лицо догнал ее. Что-то хрустнуло – арбуз хрустел, когда отец весело резал его длинным хлебным ножом, – короткий и хриплый взвизг, и все.
Только темнота и тишина, и внутри темноты и тишины блеск уралмашевского сайта.
Кажется, дождь пошел, решила она. Лицу было тепло и мокро.
Интересно, где я уснула, если на меня льет дождик? Или я в отпуске?
Что-то странное творилось вокруг, что-то неестественное, и сразу было не сообразить, что она лежит на полу и смотрит вверх, и смотреть ей неудобно. Что-то мешает.