Запасной выход

Эти слова и спокойный тон дались мне нелегко. Меня трясло, я сама готова была заплакать. Женя приподнялся на локте и бросил мне в лицо:

– Мне предложили место в мальчиковой группе! Вот чем это кончилось, дура!

И упав на подушку, он снова заплакал – уже тихо, бессильно, как обиженный ребенок. Я присела рядом на диван. Ноги меня не слушались. Встать и уйти. Разве это легко – уйти? Дело не в том, что некуда. Меня ждал отец – я знала, что он ждет. Что он один, вероятно, не верит, что мы все-таки поженимся. Мама верила. Иначе она уже приехала бы за моими вещами и за мной в том числе.

– Расскажи, – попросила я, касаясь его руки. Он отдернул пальцы, будто его укусили:

– Пошла вон!

Я заставила себя встать. Вышла из комнаты. Куртка висела у двери. Мои ботинки – вот они. Нужно только одеться, взять сумку. Что дальше? Поехать к родителям? Сказать, что я буду жить в своей прежней комнате. Мне постелят чистое белье, накормят вкусным ужином. Я никогда не научусь готовить так, как мама. Первая ночь пройдет в слезах, вторая, наверное, так же. Потом мне станет легче. В ЗАГСе сказали, что за два дня до бракосочетания мы должны явиться еще раз, подтвердить свои намерения и оплатить услуги. Ну и что, они просто нас не дождутся. Тысячи пар не являются к назначенному сроку. Есть, думаю, и такие, которые не приходят даже на собственную свадьбу. И ничего. Все живы-здоровы. Как-то устраиваются.

Я вытерла глаза. Из комнаты доносились глухие рыдания.

Я никуда не ушла. Через час он перестал плакать. Через два – все мне рассказал, судорожно вздыхая и прижимаясь лицом к моему плечу. Я обнимала его, гладила по голове и уговаривала, что все будет хорошо. И сама плакала, заливая слезами его великолепную стрижку. Волосы у него на макушке слиплись и встали дыбом. Ему предложили место в мальчиковой группе – новый проект, перспективный и модный. Практически беспроигрышный. Роль красавчика – как раз требовался такой. Уже нашли паренька с приятной «рабочей» внешностью, а также мальчика, который выглядел «экзотически» (татарина), а также «дурачка» и «качка». Нужен был еще и «красавчик» – соответствующий европейским стандартам, немножко «не наш», и все же свой, родной. Эту должность и предложили Жене.

– И больше ничего, ничего, – он крепче прижался к моему плечу. – Я сказал, как же так, мне же обещали группу… А он, он…

– Роман? – Я гладила ершик у него на затылке, волосы кололи мне пальцы. – Это все придумал Роман, я уверена…

– Конечно он, кто же еще! – выдохнул Женя. – Сказал, что, если меня это не устраивает – я могу катиться ко всем чертям. Что для меня и это слишком хорошо. У меня, видите ли, голоса нет! А когда я пришел, у меня почему-то был голос!

– Я так и не слышала, как ты поешь, – осторожно сказала я.

– И не услышишь! – Он оттолкнул меня и повернулся на бок, уставившись в стену. – Я все это бросаю к чертовой матери.

И вдруг застонал, сжимая промокшую подушку:

– Боже мой, что я наделал, что я наделал…

Он повторял это как заведенный, и не было средства его остановить. Сейчас я могла вытянуть из него что угодно. Он повторял «что я наделал», а я не решалась спросить – что? Истерика продолжалась почти до утра. Я пыталась поить его валерьянкой, извела, наверное, ведро воды, стараясь влить в него хотя бы полстакана… Соседи несколько раз стучали нам по батарее, но мне было на них наплевать. Пусть они явятся сюда, и я им покажу!

На рассвете он затих. У него уже не было сил плакать. Женя попросил погасить свет – его опухшие глаза болели от ярких лампочек. Я погасила люстру и уселась на диване. Сигарета тлела и периодически гасла. Что-то бормотало радио. Когда я успела его включить? Женя лежал неподвижно, будто мертвый. И все это очень напоминало похороны.

– Брось все это, – сказала я. – Вернешься в магазин. Если там нет места – устроишься куда-нибудь еще. У меня есть знакомый на одной новой радиостанции. Хороший парень. Может, он найдет тебе какое-нибудь место.

Женя молчал.

– Это еще не конец света, – я склонилась над ним, пытаясь понять – спит он или все же слышит меня. – Все будет в порядке. Ты мне скажи только одно…

Он слегка шевельнулся. Не спит.

– Скажи правду, и я сделаю все что захочешь, – пообещала я. – И больше никогда об этом не спрошу.

Диван слегка скрипнул – но может, это я неловко повернулась. Женя молчал.

– Если я где-то ошибусь, останови меня, поправь, – сказала я. – Договорились?

Молчание. Но он меня слушал.

– Иван узнал, что в Москву вернулся его бывший продюсер. Так?

Тишина.

– Узнал он это, наверное, от Романа. Или еще от кого-то в студии. Он испугался. Потому что у него на руках все еще не было расписки, и еще… За тебя. Он понял, что тебя тоже могут обмануть. Он этого не хотел.

Женя повернулся – я не различила его лица в темноте, но голос прозвучал сдавленно:

– Я ничего не знаю про расписку.