Запасный полк

— Ни в Малом, ни в Большом не бывал, товарищ артист. У нас тут свой театр... театр военных действий. Ясно? — Мельник обвел присутствующих значительным взглядом, словно ожидал одобрения своему каламбуру. — И аплодируют нам знаешь где? То-то же... Тут не сцена, и нынче не до представлений. Вот их, «артистов»-то сколько.

— Товарищ майор, — торопливо вставил Аренский, снова искоса бросив взгляд на Борского. — Им бы еще потоптаться на стрельбище недельку-другую...

— Что? — Мельник сурово глянул на говорившего и неожиданно улыбнулся. — Эх, ты... Сказано — артист. Сам, думаешь, не знаю, что не на все пуговички застегнуты? Да что поделаешь? Сроки жесткие, фронт не ждет. Скоро, видать, и сами пойдем. Постройте-ка роту, старший лейтенант.

Маршевики со скатками и тугими вещевыми мешками на спинах выстроились перед палаткой ротного, на площадке, обнесенной низким березовым палисадом.

Майор молча обошел фронт.

— Кто не стрелял боевыми патронами по мишеням — два шага вперед! — скомандовал он.

Никто не шевельнулся.

— Кто не отстрелялся, товарищи бойцы? Ну... Кто не выполнил упражнений? Говори смело. Кто не видел мишеней?

Рота молчала.

— Выходит, все стреляли. Отлично. А может, начальничков не хотите подводить? Ну вот ты стрелял? — неожиданно спросил он молодцеватого крепыша с узкими щелочками глаз.

— Не стрелял, товарищ майор.

— Как так? Что случилось?

— Почем мы знаем, ей-богу... — по лицу маршевика скользнула улыбка.

— Выходит, не готовы к боям.

— Почему — не готовы?

— Неверно это...

— Стреляли мы. Не здесь стреляли — там стреляли. Где-нибудь, да клацали.

— На фронт нас...

Рота загомонила, зашевелилась. Мотористы, занявшие левый фланг, шумели более других.

— Надоело в тылу.

— Отправляйте, не задерживайте.

— Ребята что надо, товарищ майор. Дух какой боевой, — весело вставил Борский. — Накуролесили они в Куйбышеве, это верно, списали с аэродромной службы, но ребята не вредные, право. — И, обратившись к бойцам, крикнул: — Я, ребята, за сутки фронтовую науку прошел! Там это быстро. Понятно вам? А все же каждый прорезь прицела видел, мушку понимает... Не новичок небось в этом деле...

Ему ответили дружно.

Майор верил капитану, лихому фронтовику. Красивый, всегда вылощенный, он хлебнул немало лиха на фронте. После пребывания в Иране Борский попал на Калининский фронт, командовал ротой, был ранен, отлежался в госпитале, а затем, посланный под Ленинград, в первых же боях лишился глаза. Увольняться из армии не пожелал, прибыл в запасный полк на должность начальника штаба и тотчас почувствовал себя, как говорится, в своей тарелке. Комплектование маршевых рот проходило безостановочно. Жизнь в полку налаживалась, и «иранский принц» — так незлобиво прозвали в полку начштаба — находил время даже для рыбалки, сопровождавшейся грохотом толовых шашек. Мельник уважал фронтовое прошлое Борского, как человек, сам никогда не отведавший этого горячего и сильно приперченного блюда.

Но сейчас, глядя на выутюженную фигурку своего начальника штаба, на его пухлый и немного капризный, самоуверенный рот, он подумал: «Не слишком ли торопится сбыть этих приблудных мотористов? Пожалуй, хитрит начальник штаба на сей раз. Надо бы проверить и перепроверить списки. Может, и впрямь оставить их здесь еще на пару недель?»

Однако рота уже стояла, переодетая и собранная, готовая к маршу. Загорелые и выжидающе-задорные лица ребят успокаивающе подействовали на майора.

— Р-разойдись! — скомандовал он. Строй рассыпался с обычным гомоном. Послышались возгласы отделенных и взводных. Задымили цигарки. Парикмахер взялся за машинку.

— Так-то, дорогуша, — обратился Мельник к командиру роты, словно все это время незримо спорил с ним. — Верю, что не подведут хлопцы. А мы в гражданскую, скажи, какое обучение проходили? А побеждали и Советскую власть отстояли. Богатыри не в тылу, а на фронте рождаются. Как фамилия-то развеселого солдатика из пьески?

— Швандя, товарищ майор.

— Ага, Швандя. Вот оно как, брат.

3

Солнце давно перевалило зенит. Длинные тени протянулись по земле. Ветер улегся, и тучи пыли, носившиеся в воздухе, тоже рассеялись. Дрожащее марево струилось над холодеющей степью. Горизонт синел. Откуда-то накатывались терпкие запахи иссушенных трав. Ночью опять вспыхнут на горизонте бледные зарницы, напоминающие отсветы далеких боев.

Где-то пиликала гармошка, приплывала и уплывала музыка радио.

Обычно роты уходили на погрузку вечером. И на этот раз перед штабом полка выстроилась маршевая рота.

Комиссар батальона произнес напутственную речь, маршевики клялись выполнить свой долг на поле боя.

Неожиданно появился командир полка. Он был не бог весть как красноречив. Но умел дружить с солдатами, умел и спросить по всем правилам, и научить, мать честная... А ну-ка, друзья, нечего равнять фронт, собирайтесь в кружок возле своего командира...