Лицо Алены и теперь, по прошествии пятнадцати лет, исказила гримаса боли. Это уже сейчас, став взрослой женщиной, она разложила все по полочкам и не винила себя. Четырнадцатилетний ребенок был просто обманут взрослым мужиком. Теперь Алена понимала, что стала жертвой изнасилования, а по физруку тюрьма плакала, причем с приличным сроком заключения. А тогда… Тогда Алену какими только не обзывали дрянными словами, самым благопристойным из которых было слово «распутница». Алена осталась сиротой, и тогда ей понадобилась помощь отца как никогда раньше, но его отыскать не удалось. Он больше не жил в Москве. Девочку хотели устроить в школу-интернат. Спасла Алену, как ни странно, очень строгая учительница русского языка и литературы Нелли Николаевна, оформив над своей ученицей опеку. Она взяла ее к себе в дом, рассорившись со всеми учителями. В то время Нелли Николаевне даже грозило исключение из партии за «организацию аморального вертепа на дому». Литераторша – женщина железной силы воли – была непреклонна. Она жила одна с двумя кошками, еще в молодости простившись с мечтой создать свою семью. Нелли Николаевна сама вечерами учила Алену, и ее подопечная экстерном за два года успешно сдала школьные экзамены. Алена знала, что до конца жизни будет благодарна этой женщине. Учительница никогда ни словом не напомнила ей о происшедшем в ее жизни. Только одну фразу она позволила себе холодным зимним вечером, закуривая сигарету:
– Мне жаль лишь одного, Аленка, что ты столько натерпелась и не стала матерью. Был бы сейчас с нами малыш… ну да ладно, не горюй, такова жизнь…
Алена в свое время, несмотря на вопросы окружающих, так и не призналась, кто являлся отцом ее умершего ребенка. Сначала покрывая его, затем не желая вспоминать прошлое. Кстати сказать, Тимур почти сразу же уволился из школы и исчез из поля зрения Алены навсегда.
Алена всячески помогала Нелли Николаевне по хозяйству, ходила по магазинам, убиралась в квартире, но все равно чувствовала себя обязанной и втайне от учительницы устроилась на работу. Она работала посудомойкой, гардеробщицей, ухаживала за престарелыми людьми от общества Красного Креста, работала помощницей воспитателя в интернате. Больше всего ее любили дети, открыв рот, они слушали Аленины рассказы. Она приносила им конфеты, помогала делать уроки и скоро поняла, что работа с детьми – ее призвание. Алена с легкостью поступила в университет на факультет биологии, по вечерам погружалась в учебу, а днем продолжала работать. Окончив университет с красным дипломом, Алена пошла работать в школу, конечно же, не в свою. Так как все в своей жизни она делала на «отлично», то и учительницей стала отменной. Несмотря на то что выглядела она зачастую моложе своих учениц и вела не самый популярный предмет, на ее уроках царила дружественная обстановка и железная дисциплина. Алена усмехнулась. «Железная леди» – так за глаза называли ее ученики, выражая этим свое уважение. Все вечера она проводила с любимой Нелли Николаевной, которая уже ушла на заслуженный отдых и страшно гордилась своей дочкой. У них всегда были теплые и доверительные отношения.
– Не знаю, что со мной было бы в интернате, – как-то сказала Алена, – вы спасли меня и стали второй матерью.
Нелли Николаевна растрогалась.
– Вон какая ты у меня выросла! На зависть всем! Меня волнует только один вопрос.
– Какой? – поинтересовалась Алена, с ужасом глядя на эскиз ленточного червя, которого ей изобразил один ученик в работе по паразитологии вместо краткого конспекта по теме.
– Почему ты не ходишь, как вся молодежь, на танцы, в какие-то компании с общими интересами… ну не знаю, почему у тебя, наконец, нет молодого человека?
– Во-первых, мне уже тридцать лет, не такая я уже и молодежь, – невозмутимо ответила Алена, заштриховывая жуткий рисунок, – во-вторых, меня никогда не тянуло на танцы.
– Я понимаю, что в университете ты была загружена выше головы, учеба, работа… но сейчас-то? Наладь личную жизнь! Неужели интересно со мной, старой кукушкой, вечера коротать?
Алена рассмеялась:
– Вы – единственный родной для меня человек!
– Ты не бойся мужчин, не все они подлецы, – продолжала гнуть свою линию учительница, – а уж твоего подонка Тимура я бы вообще к разряду мужчин не отнесла.
Алена ахнула, выронив тетрадку, которую проверяла:
– Так вы знали?! Давно?
– С самого начала и еще больше уверилась в своей правоте, когда он уволился из школы, спасая свою шкуру. Я всегда знала, что такую хорошую девочку, как ты, мог изувечить только такой скользкий тип, как физрук, – спокойно ответила Нелли Николаевна, выпуская в потолок кольца дыма.
– Почему же вы не выдали его? – спросила Алена. – Тогда все, как ненормальные, допытывались от меня правды.
– А зачем? Я берегла тебя, лишний раз не желая напоминать и травмировать. Тебя бы затаскали по судам, а ты – наивная дурочка – любила бы его и страдала. Да потом вся эта история касалась в первую очередь лишь тебя, и это было твое право – решать, выносить все на народный суд или нет.