«Моя горячо любимая супруга!
С тех пор, как сэр Уильям сказал мне, какое у тебя слабое
сердце, и как может повредить твоему здоровью малейший испуг
я избегал говорить с тобой о моих финансовых делах. Однако
пришло время, когда, невзирая ни на какой риск, я не могу
больше скрывать от тебя, что судьба обошлась со мной сурово.
Это заставляет меня ненадолго тебя покинуть, однако с полной
уверенностью говорю тебе, что мы очень скоро увидимся. Можешь
вполне положиться на мое слово. Мы расстаемся лишь на
очень короткое время, моя любимая и единственная, поэтому не
беспокойся, а главное — не позволяй этим событиям влиять на
твое здоровье — именно этого я больше всего хочу избежать.
Теперь вот что. Я должен сделать одно распоряжение, и заклинаю
тебя ради всего, что нас объединяло, исполнить его в
точности. В моей темной комнате, которой я пользовался как
фотолабораторией, — она в конце коридора, ведущего в сад, —
хранятся некоторые вещи, которые я не хотел бы никому показывать.
Чтобы ты не поняла это превратно, могу заверить тебя
раз и навсегда, дорогая: там нет ничего такого, чего я
мог бы стыдиться. Но все же я не хочу, чтобы вы с Феликсом
входили в эту комнату. Она заперта, и я прошу тебя, когда
получишь это письмо, запечатать дверь и оставить ее в таком
виде. Не продавай и не сдавай внаем этот дом, потому что в
противном случае моя тайна будет раскрыта. Пока вы с Феликсом
живете в нем, я знаю, что все будет так, как я просил.
А теперь прощай, моя любимая. Во время нашей недолгой разлуки
ты можешь обращаться за советами к мистеру Персивэлу,
он пользуется полным моим доверием. Ужасно не хочется оставлять
Феликса и тебя — хотя бы даже на время, — однако другого
выхода нет.
Навеки твой любящий супруг.Станислаус Стэннифорд.4 июня 1887 года.»
— Конечно, я навязываю вам эти свои частные семейные дела, —
извиняющимся тоном сказал мой новый знакомый. — Отнеситесь
к этому так, как будто вы выполняете свои профессиональные
обязанности. Я годами мечтал с кем-нибудь поговорить об этом.
— Польщен вашим доверием, — ответил я. — Ход событий представляется
мне крайне интересным.
— Мой отец отличался почти болезненным пристрастием к
правде. Он всегда был до педантизма аккуратен. Так что если
он говорит, что надеется вскоре встретиться с моей матерью,
и что ему нечего стыдиться того, что находится в темной комнате,
можете быть уверены, что так оно и есть.
— Тогда что же там может быть? — воскликнул я.